Фейри не могут лгать. В жизни это мешает гораздо меньше, чем может показаться. Нина, по крайней мере, никакой проблемы обычно в этом не видела, хотя у неё, конечно, другого выбора не было. Тем не менее, год за годом учась в университете, сменяя курсы, факультеты, круг общения, она раз за разом наблюдала ситуации, когда ложь приводила к проблемам куда большим, чем прямая правда.
Невозможность лгать избавляла от социальной лжи и почти физической зависимости большинства нравиться посторонним и полупосторонним людям.
«Вам понравился наш ресторан?» — «Нет».
«Мне идет это платье?» — «Нет».
«Я выгляжу хреново?»
Давать простые ответы посторонним не сложно. Объективно, Нине не было никакого дела до переживания безымянного для неё официанта, продавца в булочной, студентки, которой почему-то нравится на лекции по истории музыки садиться рядом. Нине нравилось, когда её жизнь находилось в приятном покое. Да, время от времени ей не хватало потрясений, но потрясений приятных. Заниматься же разбором чужого психологического мусора она не хотела.
Реальную помеху неумение лгать создавало только при общении с близкими.
Нина посмотрела на Марка, который с раздражением бросил обратно в тележку пачку каннеллони — итальянских макаронных изделий в виде трубочек, которые, обычно, начинялись фаршем с овощами. Нина относительно недавно освоила блюда с их участиям и полагала, что они получаются у неё вкусно. Она могла бы сказать об этом, но, похоже, упоминание всего нового раздражало Марка также сильно, как собственный внешний вид и попытки Нины проявить заботу. Марка раздражали годы, проведённые в тюрьме, потерю которых он ощущал сейчас, как никогда сильно. Этого Нина изменить не могла.
Она сняла перчатку, провела пальцами по его руке, подтянулась и коротко поцеловала в щеку.
— Тебе бы этого хотелось? — лукавым тоном спросила Нина. Ей казалось, что да. Марку определённо хотелось встретить кого-то, на ком можно было реализовать часть накопившихся за шестнадцать лет эмоций. Она невольно вспомнила папу и мысленно поёжилась. Марк говорил, что этой встречи не избежать, но Нине хотелось, чтобы они не встречались, как можно дольше.
— Большинство моих знакомых — студенты университета, а родственники в этот магазин не заходят.
Да. Он выглядел плохо. Даже с учётом новой рубашки. Выглядел уставшим, напряжённым, постаревшим. И он уже не первый раз задавал ей вопрос, на который Нина не торопилась отвечать. Она не могла солгать, но правда бывает разной. В её варианте правды то, как Марк выглядел прямо сейчас, было вторичным. Нина хорошо помнила, как он выглядел раньше, и была слишком неравнодушна к нему, чтобы зацикливаться на его внешнем виде. Правда заключалась в том, что, несмотря на небритость и посеревшую кожу, его общество очень волновало Нину.
Она отстранилась, натянула перчатку и попробовала прикинуть, насколько высоко задралось её новое платье от подобного манёвра. То самое красное платье, которое они всё-таки купили.
Нина тогда переоделась быстро, но прежде чем выйти из примерочной долго рассматривала себя в зеркале, пытаясь объективно оценить, как оно на ней смотрится. Объективно оценивать не получалось. Нине нравилось это платье цвета киновари. На его фоне и без того светлая кожа фейри словно бы светилась. Нине нравилось, как выделяются её плечи, какой красивой кажется шея. От покроя платья фигура Нины выглядела чуть более хрупкой, а ноги — длинными. Пожалуй, это платье было одним из самых удачных приобретений за последнее время.
Ей очень хотелось показать его Марку, похвастаться, и в то же время она беспокоилась, что он отреагирует так же, как в баре. Не потому, что будет не прав, а из-за неожиданно ранимой и острой даже для самой себя реакции Нины. За последние годы она привыкла считать себя красивой, привлекательной, даже взрослый. На любые шпильки в эту сторону обычно реагировала совершенно спокойно. Как правило, они даже веселили её. От того особенно острой ей самой казалась реакция на слова Марка. От того особенно важным казалось, чтобы сейчас он отреагировал иначе.
Когда Нина, наконец, выскочила из примерочной, набравшись то ли смелости, то ли злости, взгляд Марка остановил её на полушаге. Она перестала улыбаться. Это был не слишком приятный, острый, раздевающий взгляд, от которого тело приобретало непривычную лёгкость, а кровь начинала пульсировать быстрее. Это был смущающий и волнующий взгляд, но именно по нему Нина поняла, что Марк увидел её, и не смогла заставить себя даже ненадолго расстаться с платьем, которое производило такой эффект.
— Я думаю, этого достаточно, — объявила Нина, скидывая в тележку пару зубных щеток, зубную пасту, пачку одноразовых бритв, шампунь для волос, мыло и мочалку. Всё самое необходимое она, вроде бы, купила.