Рей слушала с таким увлечением, что даже забыла донести до рта собственную кружку с кофе. Хейдена нельзя было назвать в полном смысле скрытным человеком. Он отвечал на её вопросы и, когда она спрашивала, рассказывал о себе многое, но никогда не начинал такие разговоры самостоятельно. Хейден говорил, что ему интересно знать о культуре той страны, в которой он сейчас жил, а Рей было до безумия интересна та страна, из которой он приехал.
Впрочем, её интерес носил какой-то отстранённый и очень узкий характер. Она бы с удовольствием посмотрела бы на его детские фотографии, на дом, в котором он рос, на людей, с которыми общался. Ей хотелось лучше узнать его, сильнее понять, стать ближе.
Девушка опустила взгляд в кружку. Из слов Хейдена естественным образом следовало, что он любил и уважал своего дедушку. Также, учитывая, что Хейден говорил о дедушке в прошедшем роде, означало, что он умер. Рей немного опечалила эта смерть. Судя по словам Хейдена, его дедушка был способен идти против норм общества. Рей это восхищало.
— Мой дедушка был американским солдатом. У нас в стране довольно сложное отношение к американцам, и особенно сложным оно было раньше, когда ещё многие помнили войну и последствия ядерной бомбежки городов, но бабушка была молодой, красивой и полюбила его. Они должны были уехать в Америку, когда его контракт закончиться, но там началась война во Вьетнаме, и ему пришлось уехать. Бабушка говорит, что он — погиб, а мама думает, что он просто бросил их, — Рей сделала большой глоток остывшего кофе. На самом деле, она редко говорила о том, что на одну четверть является американкой, но в прошлом её очень будоражила мысль, что дедушка может быть жив и может когда-нибудь приехать к ним или позвать к себе.
Рей любила Японию. Во многом эта любовь была навязана той семьёй и той атмосферой, в которой она росла, но всё же эта любовь была искренней. Она мечтала побывать в других странах, и потому в юности активно учила английский язык, но она никогда не мечтала уехать навсегда. По крайней мере, ей хотелось думать, что она никогда не мечтала убежать.
— Бабушка потом вышла замуж за хорошего человека, у которого не было детей. Они переехали, и позже на свет появились два моих дяди, но мама всё равно очень стыдились своего полукровного происхождения. И, вероятно, довольно сильно стыдилась меня, — она сморщилась, услышав, сколько обиды было в этой простой фразе. Ей стало немного стыдно и неловко, что, вместо того, чтобы поговорить о Хейдене и его родственниках, она неожиданно начала рассказывать о себе. На самом деле, это было даже ожидаемо, и её рассказа был итог, от которого она немного отвлеклась.
— Я хотела сказать, что, несмотря на то, что моя бабушка не занималась моим воспитанием, я с ней находилась в более близких отношениях, чем с мамой или папой. У нас в семье довольно традиционное воспитание. Атеистов среди японцев мало, но наша вера, на мой взгляд, менее навязчива. Мы верим в богов, держим домашний алтарь и, время от времени, ходим молиться в храм, — она пожала плечами. Вера никогда особо не волновала её, и тот факт, что Хейден не является приверженцем какого-то конкретного видения бога, ей, скорее, симпатизировало. Такие люди казались ей более открытыми для нового.
— Есть ещё кое-что. Мне показалось, что твой дедушка и моя бабушка немного похожи. Возможно, у тебя в стране идти против общественного мнения, в той или иной мере, нормально. В Японии это очень сложно. В Японии мораль — общественное понятие. Но моя бабушка всегда поступает по-своему и этим очень меня восхищает, — Рей улыбнулась.
Имён воронов Одина она не помнила и на вопрос Хейдена только неопределённо пожала плечами.
— Ты всегда можешь загуглить его в телефоне, — отметила девушка. — И да, есть в тебе что-то от викинга: светлые длинные волосы, воинственность… — и чтобы не добавлять «одноглазость», она лишь скользнула кончиками пальцев по повязке. Рей не смущал его недостаток, и она не пыталась его игнорировать, но отношения самого Хейдена не всегда понимала, а потому старалась не переборщить с лёгкостью, с которой обращает на него внимание.

Рей пододвинулась ближе к окошку, давая возможность Хейдену пересесть на её сторону стола и обнять. В объятьях Хейдена ей тут же стало спокойней, и она облокотилась на его плечо, прикрывая глаза. Порой что-то внутри неё, что-то смутно напоминающее голос матери, бормотало о непростительном доверии, о боле, которую могли принести отношения с иностранцем, о разочаровании, о возрасте, о биологических часиках, которые беспрестанно тикали. Порой её разрывало, как минимум, на две части: одна из которых хотела оттолкнуть Хейдена просто чтобы не быть в один прекрасный момент им брошенной, а другая — жалобно попросить не бросать себя. Ни той, ни другой жалкой части себя Рей голоса не давала, поскольку ни у той, ни у другой не было никаких оснований для истерики. Только прошлые разочарования и прошлые обиды, к которым Хейден не имел никакого отношения.
— Европейцы — эгоистичны. Они больше думают о себе. Для японцев очень важно мнение общества. Мнение общества для них важнее всего, — Рей не заметила, как, говоря о японцах, не отнесла себя к «ним». Несколько лет назад подобное было бы просто проявлением бунта. В процессе развода она наслушалась о том, как стыдно и плохо она поступает, позоря своего мужа и свою семью. Тогда она много плакала из-за обиды на близких, которые не хотели её поддержать. Тогда же она не смогла найти в себе силы отказаться от гордости, и признать, что бабушка была права.
— Мы только кажемся похожими, — она потёрлась о плечо и вдохнула его запах. Сегодня, когда Хейден не ночевал дома, не ночевал у неё дома, Рей остро захотелось если не закурить, то просто вдохнуть сигаретный дым. Она чувствовала острую потребность нюхать подушку, на которой он спал, или носить его одежду. Она чувствовала острую потребность в нём.
— Мы поссорились. Много лет назад. Я выходила замуж, а бабушка мне сказала, что выбор неудачный. Бабушка предложила мне подумать, но мама была так счастлива... В итоге, оказалось, что бабушка — права, а мама — как всегда, несчастна. — Рей ухмыльнулась. — Когда тебе надоест слушать моё нытьё, не забудь об этом сказать.
В таких разговорах ей казалось естественным ныть и слышать нытьё в ответ. Иногда монологи связываются во вполне очевидный диалог. Иногда - нет. Но всё же ей начинало казаться, что она перегибает планку: лезет под кожу, навязывает свои страдания, не может правильно выразить своё сочувствие. Люди смертны, и отец, и дед Хейдена покинули этот мир достаточно давно, чтобы слова сожаления хоть что-то исправить.
Она облокотилась рукой ему на бедро, извернулась и поцеловала. Рей буквально чувствовала, как с каждой минутой тает её желание заняться делами в то время, когда Хейден будет сладко спать в постели. Ей хотелось полежать рядом. Неважно даже, будут ли они спать или заниматься чем-то ещё, ей хотелось чувствовать его близость, его тяжесть, его тепло.
— Да, очень скромный, — согласилась девушка. — Наелся? Не устал? — спросила она