• Время:  около полудня.
• Погода: солнечно, но не жарко.
• Внешний вид: длиннополый кафтан из темной плотной ткани, из-под которого выглядывает высокий ворот шелкового камзола, украшенного золотой вышивкой, высокие сапоги. Волосы убраны венцом, магией скрыты все особенности.
• Состояние: невозмутимо скучающее.
• Инвентарь: золоченый пояс, на котором висит короткий клинок и перчатки.

Оберон застыл на пороге шатра, разбитого в самом центре военного лагеря. Его не должно быть здесь, переговоры с Зимним двором должны были провести его доверенные лица и лишь потом доложить своему королю о решении Титании. Но Дин Ши не смог, не сумел устоять перед собственным любопытством, направленным на королеву Неблагих. Осторожность тесно переплеталась с интересом - как и всегда. Однако в этот раз на карту были поставлены не только личные мотивы, но и благополучие волшебной страны. Мысль резкая и яркая, как вспышка молнии, метнулась далеко отсюда. К побегами диких яблонь в его рост в цветущих садах, тяжелым виноградным гроздьям, памятуя о пряном запахе цветов и ржи, о приторной сласти нескончаемый пиров, о пьянящей мятности вин и переливах птичьих голосов, певших в ста хорах, чередуясь со звуками лиры. Он отчетливо видел свои владения, полные благодати, где каждый из серебрившихся источников не просто утолял жажду путника, но и был способен лечить тоску. Изумрудные леса, равнины обильных трав, предназначенные для забав и игр Дивных, светлые песчаные берега, которые нежно лизало синее море, согретое солнцем, смех и радость подданных, беззаботно проживающих не одно столетие вне времени. Он видел, он чувствовал колыхание каждой травинки под беспокойным ветром. Всегда, обычно, но не сейчас, когда земля под его ногами стенала, взывая прекратить этот никому не нужный конфликт, грозясь расколоться надвое, уничтожив не только неразумных детей своих, но и саму магию. Оберон нахмурился, снимая с рук перчатки, оставляя за золоченым поясом своего одеяния и решительно шагнул под полог шатра, в мгновение оказываясь объятым тишиной и прохладой.
Даже ему, существу бессмертному, показалось, что в этот момент, когда взоры присутствующих обратились на него, время и вовсе прекратило свой ход. Последовали почтительные поклоны королю Лета, на что сам Оберон не отреагировал никак. В большей степени его интересовала женщина, из-за его столкновения с которой сейчас страдала Аркадия. А ведь началось всё с банального презрения Старшей расы к Младшей, на которое сначала король смотрел снисходительно, полагая, что Титания не пойдет на крайние меры. Однако, нет, и все как-то резко переросло в масштабы истребления, а потом обернулось целой войной внутри Дивных, которая в свою очередь не просто ослабила Темных и Светлых фейри, а стала угрозой благополучию страны фей.
- Владычица ночи, - мужчина улыбнулся, вальяжно располагаясь в своем кресле во главе стола, за которым сидели многочисленные советники его, королевы и, собственно, сама королева, - Я желаю упразднить существование Дворов, объединить наши народы и… - Оберон сразу пошел в наступление, обращаясь к Титании, игнорируя удивленно шокированные лица других Сидов, но тут же, казалось, вспыхнув заинтересованностью, заскучал не договорив. Взгляд зеленых глаз скользнул от лица женщины, цепляясь за кувшин с вином.
- И вы, и мы истощены, с каждым днем этой бессмысленной войны, основанной на твоей ненависти к слабости людей, Аркадия слабеет тоже. Ты не можешь отрицать, что виной тому эта вражда. Наша вражда, - налив себе вина в золотой кубок, украшенный самоцветами, и покрутив тот в руке, Оберон задумался ненадолго - а вражда ли? Тот факт, что Светлые и Темные недолюбливают друг друга, был неоспорим, и ради забавы они прежде схлестывались в битвах, но врагами, при этом, никогда не были. А что же теперь? Желание одних уничтожить и желание других защитить Междумирье породило огонь войны, способный смести не только слабую расу короткоживущих, но волшебный народ. Оберон был с этим не согласен и более того - страшился возможного начала конца. Впрочем, вчерашние события давали ему сейчас возможность не просто взывать к остаткам благоразумия этой женщины, но и по праву победителя диктовать условия.

А ведь Оберон даже не сказал главного. Не озвучил того своего условия возможного мира, которое пришло в его светлую голову спонтанно и должно было вызвать возмущение не только королевы Зимнего двора, но и его собственных приближенных, сидящих сейчас и молча внемлющих ответу Титании. Яростной, независимой, суровой и гневливой женщины, которая не могла смириться с тем, что кому-то, слабее ее, принадлежал целый мир. Иной, не такой светлый и чудный, как Аркадия, но по-своему прекрасный. Сид скучающе вздохнул - ни единожды она пыталась убедить его в том, что люди - это паразиты, не достойные жизни, но ни разу она не слушала его, ограждаясь своим непримиримым упрямством. Титания не видела красоты в недолговечности жизни человека, в отсутствии мудрости, не принимала поклонения их в свой адрес, как божества, не желала помогать кому-либо, учить тому, что верно, запираясь в своих лесах и лелея ненависть, основанную якобы на защите природы.
А теперь, того хуже - в начавшейся войне она винила его.
Король нахмурился, теряя привычную мальчишескую дурашливость в образе и в мгновение становясь тем, кем его знал его народ. Гнев завладел им, мрачностью грозового облака клубясь вокруг, даже дыхание делая более тяжелым, а взгляд суровым и острым, цепко направленным в лицо Владычицы Неблагого двора.
- Осторожнее, Титания, - предупредил он, подаваясь вперед, - Не тебе винить меня в чем-либо, равно как и не тебе решать, кому жить, а кого стоит уничтожать. Короткоживущие часть природы, часть того мира, в котором мы всего лишь гости. Да, они невежественны во многом и не знают того, что знаешь ты, но появились они не просто так. Как и все мы, - Дин Ши взглядом обвел присутствующих, к концу своей речи словно бы даже смягчаясь, отпуская ярость свою, от чего в шатре, могло показаться, стало светлее, а иные фейри смогли почувствовать себя более расслабленно.
- Я настаиваю на том, что сказал ранее, - мужчина отпил вина из своего кубка, снова покрутив тот в руке, а потом отставил в сторону и локтями уперся в быльца кресла, смыкая пальцы в замок, взгляда внимательного не сводя с королевы, - Объединение наших народов, упразднение Дворов, - повторил он ранее сказанное так, будто то было уже делом давно решенным не только для него самого, но и для всех находившихся здесь, включая Титанию. Уверенно и убежденно, видя в таком исходе событий лучший вариант сдержать ярость Неблагих. Или, временно отвлечь их на проблему соседства с беззаботными и ветреными Светлыми фейри, которые были более легки в своем отношении к окружающему их миру. Разумеется, сложности в этом всем были, и не малые, поэтому Оберон искренне надеялся на хоть какое-то понимание со стороны Владычицы зимы. Не сейчас, а в последствии, когда союз состоялся бы. Ведь, несмотря на всю свою неуступчивость, она была достаточно умна, иначе бы не правила народом. А вот тщетны ли были его чаяния, покажет лишь время, коего у них на двоих не счесть.
Впрочем, оставалось еще то самое условие, что стало бы гарантом для мира Летнего и Зимнего дворов, и которое заставляло Оберона самодовольно и хитро улыбаться при всяком новом взгляде на королеву. Но мужчина молчал. Пока ожидая.
- Так каков будет твой положительный ответ?

Отредактировано Oberon (05-03-2017 10:50:27)

- Так всё же, не игрушка они, или недостойны, возлюбленная моя Титания? - слишком уж как-то весело вопросом ответил Владыка, не переставая взглядом ответно внимательным следить за Зимней королевой. За движениями ее грациозно величественными, за которыми, казалось, колыхнулось все пространство вокруг, наполненное шорохом шелковых юбок, словно шелестом поземки по дороге. И как сама она потом застыла хрустальным изваянием, а недолгое негодование ее прокатилось дрожью по земле, заставляя утоптанную сухую почву вибрировать глухим перекатом мелких камешков под подошвами сапог. Оберон улыбнулся. И улыбка его стала ответом на все ранее сказанное женщиной, которая смотрела на него взглядом строгим и снежным. И верны ее слова были о том, что летний Владыка отнюдь не наивен. А так же - далеко не глуп и тоже обладал собственной, пусть и весьма специфичной, мудростью существа живущего не первое тысячелетие. Однако, в этой мудрости его, как и у самой Титании, не находилось места осторожности, направленной друг на друга. Их, как противоположности, неизбежно тянуло друг к другу - взглядом ли, словом, задевающим нарочно, или мыслями, сокрытыми глубоко в сознании. Король и Королева пусть и дышали врозь, но давно уж были как единое дерево целое, вросшее корнями в почву волшебной страны, являя собой гармонию для народа. Для него она была Зимой - яркой и слепящей, отражающимся в снеге холодным солнцем. Феей из Снежной Мечты в платье цвета далекого северного моря, нежной метелью обычно усыпляющей бдительность. Тонкие бледные запястья, голос тихий, но полный уверенной стали, непокорность и непримиримость, что граничила с истинно женским коварством, которым, тем не менее, Титания пользовалась не столь часто. Оказываясь рядом с Обероном, она словно сбрасывала свой ледяной панцирь, являя гнев и ярость, или мягкость и легкость. Пожалуй, отстраненной непонятностью своей, загадочностью и видимостью холодной суровости она и тянула к себе беззаботного и веселого Короля-лето.
- Сражаться до последней капли крови, - повторил он за Владычицей, а потом рассмеялся, что подхватили некоторые из его советников, но в следующее же мгновение став серьезным, мужчина продолжил, - Ты говоришь так, будто я намерен заковать твой народ в колодки и стройными рядами отправить работать в рудники, - он хмыкнул, отпил вина и вальяжно откинулся на спинку своего кресла. - Впрочем, ты женщина и политика - это не твое. Как и война. Вчерашний день это в очередной раз доказал, - недолгая пауза, в которой, вместе с беззлобной насмешкой, не находится внимания к Королеве, только вздох полный неподдельного огорчения. Кто-то за столом даже позволил себе снова засмеяться, но совсем скоро стих, зная, как не любит Дивный, когда кто-либо его перебивает.
- Я не буду править Неблагими, душа моя, - с этими словами Дин Ши поднялся с места, и вместе со своим кубком неспешным шагом направился мимо стола в сторону Титании, - Я буду править всем волшебным народом. Вместе с тобой, - не дойдя несколько шагов, мужчина замер, пытливо глядя на Королеву, словно бы выжидая очередного вопроса в свой адрес, но тут же, опережая, продолжил говорить, - Объединение начинается с верхушки власти. С нас с тобой. Полно нам ходить уже кругами, ты станешь моей женой и мы своим примером покажем всем, что мир между Светлыми и Темными возможен не только временный, а постоянный, - Оберон улыбнулся. Снова хитро, заглядывая в глаза ей, но следующим движением, под шокированную тишину, вакуумом образовавшуюся вокруг, отворачиваясь и направляясь к своему креслу.

Тишина, глубокая и затяжная, липкая, в которой отражением шока в эмоциях фейри с разных сторон завелись неуверенные шепотки, начала отступать.
- Король спятил?
- Должно быть, он просто шутит и привычно насмехается над всеми, желая развлечься...
- Не время сейчас для шуток.
- Он безумен.
- Ваше Величество, опомнитесь, эта женщина погубит и вас, и всех нас!
Оберон с огромным удовлетворением, захватывающим его, слушал все это даже не стараясь пресечь говор своих советников, которые в сущности были лишь формальностью, ибо самодержавный, не ограниченный ничем в своей власти, Король правил своим народом абсолютно. Прислушиваясь к тому, что говорили ему, но решения принимал непременно сам, не связанный чем-либо. Поэтому сейчас он и правда развлекался. За счет Титании и ее негодования, за счет своих доверенных лиц, которые не могли представить, что их король решится на такой шаг, как брак с Владычицей Неблагого двора. Однако, как бы все это не походило на потеху, игрой являлось лишь отчасти. Дивный прекрасно знал, чем бы обернулись эти переговоры, не приди он лично в шатер. Очередное временное перемирие, зыбкое и хрупкое, которое спустя сотню лет, или даже меньше, разразится очередной войной, причиной которой снова станет его скука и непримиримость Титании в отношении Младшей расы. И, если с первым возможно было справиться как-то без участия в конфликтах, то в случае с желанием Зимних истребить людской род требовались решения действительно кардинальные.
«Крутые времена требуют крутых решений...» - Оберон сделал глоток вина, не озвучив своей мысли и взглянул на Королеву. Та была взволнована. И это ощущалось не столько в воздухе, который полнился напряжением, или в голосе ее, приказной интонацией распорядившемся оставить их вдвоем. Все было глубже, более потаенным и читалось тенями в ее взоре открыто направленном на Оберона. Мужчина не стал как-либо комментировать желание Титании, лишь плавным кивком подтвердил ее слова, чтоб его советники тоже вышли.
- Хм, я знал, что ты не устоишь пред тем, чтоб остаться со мной наедине, - Король самодовольно хмыкнул, рассматривая приближающуюся к нему женщину. Снисходительно, с легкой поволокой любопытства и насмешки во взоре он следовал за ее движениями, и также сделал шаг навстречу. Со стороны могло казаться, что он и вовсе не слушает ее возмущений в адрес своего решения. Впрочем, не только со стороны. С каждым словом, сказанным Титанией, Владыка убеждался в верности своего решения. Он слишком хорошо знал эту женщину, он, несмотря на огромную пропасть различий меж ними, чувствовал ее. Эти гневные нотки в голосе, ревностные и собственнические. Титания прежде всего была женщиной и даже в нынешнем положении их народов не смогла удержаться от попытки уколоть Оберона какими-то еще прелестницами. Дин Ши улыбнулся, отставил кубок с недопитым вином в сторону и коснулся пышных локонов цвета воронова крыла, поправляя их на плече Королевы, после чего пальцами аккуратно взял Титанию за подбородок.
- Ты заставляешь меня повторяться. Я уже сказал, что нашим народам, питающим недружелюбие друг к другу, нужен пример. А кто может стать лучшим примером, если не Правители? - он приблизился, заглядывая в неестественно яркую лазурь ее очей, а потом с выдохом, одним неслышным движением отстранился, теряя к женщине всякий интерес, - В действительности, это ведь всего лишь союз, - он пожал плечами, отходя на несколько шагов в сторону, - Политический, с рядом соглашений, основой которых будет прекращение ваших попыток изжить Младшую расу. Или мне напомнить тебе, что именно с вас началась эта война? Что именно твоя непримиримость, Титания, пошатнула равновесие Аркадии? - на мгновение Дивный стал грознее и суровее, теряя привычную легкость, снова обращая жесткий взгляд на Королеву, - Впрочем, выбор за тобой. Согласие и благополучие твоего и моего народа, или продолжение противостояния из-за людей, которое однажды приведет к гибели Волшебной страны. Ты знаешь, я не уступлю.

Сколько независимости, холодной рекой перетекающей в пренебрежение, в одном только движении руки, которым Титания смахнула с кожи, казалось, сам намек на его прикосновение. Не отметить это, не заметить, гордый король просто не мог, на какое-то мгновение теряя самообладание и серьезность, с которой говорил ранее слова о союзе, сверкнула во взгляде, направленном на женщину, гневом. Они снова ходили по кругу, снова без желания уступить друг другу спорили, требуя, и благополучие своих народов отодвигая на последний план, как то было и всегда. Сотни раз до этого, при заключении очередного временного перемирия, которое в один прекрасный момент кончалось, оборачиваясь недолгой вспышкой войны между Светлыми и Темными.
Оберон ненадолго сомкнул веки, сделал глубокий вдох, подавив в душе сильное желание рассмеяться в ответ на слова Зимней королевы, которая опять и опять не говорила ничего нового, стараясь на сей раз уколоть его любовью в адрес людей. Мужчина даже поймал себя на мысли, что ему становится скучно, но быстро отбросил из сознания это, всем возможным вниманием цепляясь за последнюю фразу Титании. Неплохую задачку она подкинула ему, предлагая заинтересовать себя чем-то еще, кроме бессчетного заключения мира, последними словами переводя игру на свое поле и тем самым вызывая в душе у Оберона отклик удовлетворения. Вот такой он ее знал, такой, не уступающей инициативу, эта женщина ему нравилась. Она снова облекалась в холод и приглушенные спокойствием краски Севера, невольно тем самым и своим тихим требовательным голосом вытаскивая из Оберона восхищение, тонко переплетенное с желанием ни за что не уступить. Или, все же уступить, но не ей а своему любопытству направленному в сторону каких-то неясных перспектив. Будущее, разумеется, туманно, но оно уже предопределено и всякий шаг, всякое решение, что его, что ее, заведомо написано кем-то более могущественным, нежели они.
- Ты желаешь продать мне благополучие короткоживущих, - спокойно проговорил Король, делая шаг к Титании, но сохраняя ту нужную дистанцию, на которую указывал недавний жест женщины, который почти разозлил его. Взгляд оценивающий, вдохновленный непониманием странности притяжения противоположностей, скользнул по стройной фигуре, стянутой темной тканью платья, волной шумевшего при всяком движении женщины и Оберон тяжело вздохнул.
"Фигурой лоза, лицом ягодка, а характер скверный-скверный..." - однако, при этом всем этом, Король понимал, что Титания единственная женщина, достойная быть рядом и что если этот союз состоится они станут сильнее. Вся раса фейри с того момента ставшая неделимой.
- Но, мне думается, ты меня не понимаешь. Люди - это не более, чем предлог. Постоянный предлог для столкновений. Ныне же речь идёт о наших народах, о нашем мире и его благополучии, которое всякий раз находится под угрозой из-за твоей непримиримости и моего нежелания уступать. Тебе мало того, что предлагаю я, но я могу и не предложить больше, - он улыбнулся все же медленным шагом снова подходя ближе к Королеве, - Меня может устроить и нынешнее положение дел и то, как мы жили прежде. Пиры чередующиеся с воинами, это вполне недурно, поэтому, если у тебя есть какие-либо условия - я весь внимание, душа моя.

- Война? - не скрывая довольной улыбки, что приторной сладостью мёда растеклась по губам, переспросил летний король, однако подтверждения тому, что он услышал, не требовалось. Такой исход был более, чем предсказуем и на благоразумие этой женщины с самого начала он не рассчитывал. Быть может, надеялся где-то в глубине души, но заведомо был готов к тому, что так просто всё не будет, что упрямица эта не сдастся. Он видел в ее глазах азарт, он не мог отвести взгляда от этой провокационной улыбки, обещающей отсутствие скуки, что продлится как минимум еще одну битву, которая в свою очередь может растянуться надолго. Женщина, которая приносила зиму и казалась мудрее его в своих хладнокровии и сдержанности, в конечном итоге демонстрировала более яркий темперамент и вспыхивала она порой гораздо быстрее, подобно тонкой сухой соломинке, однако горела не в пример Оберону гораздо дольше. Даже прикосновением этим, которое было возвращено Оберону и на мгновение холодом сковало само сердце, заставив внутри распуститься северный цветок, а потом замереть. И Владыка подался вперед, опуская ладони на талию Королевы ночи, мягко притягивая к себе. Без дозволения, которое ему, в сущности, никогда и не требовалось, по-прежнему чувствуя себя хозяином ситуации, вновь играя.
- Прекрасные новости. Иного я от тебя и не ждал, - низко, почти шепотом проговорил Оберон, наклоняясь ближе, наслаждаясь тонким ароматом диких ягод, за которыми едва ли уловимым шлейфом следовала полынная горчинка, - Для меня - короткоживущие - это предлог, чтоб лишний раз видеть тебя. Но есть еще и твоя гордыня, Титания. Помнится, однажды мы уже были наказаны за это Высшими. Мы, но не люди, которые ныне стремятся уничтожить всё, что угрожает их превосходству и не питают должного уважения к окружающему их миру. И это, - он сделал долгий вдох и одним, неслышным, плавным движением отстранился от женщины, - Не зависть ли?
Мыслей снова коснулось сравнение их непохожести и насмешка отразилась во взгляде Короля, и он, сложив руки за спиной, продолжая пытливо рассматривать Владычицу Зимнего двора, сделал еще шаг назад. Он никогда не видел в людях помехи, они, маленькие и обремененные гордыней более, чем фейри, смешили Оберона. Дерзость и излишняя отвага при кратчайшем сроке жизни, они мнили себя повелителями мира, венцом природы, но ломались легко и звонко, оборачиваясь в пыль, узорами разносимой ветром, и оставляя след разве что на страницах своих фолиантов, что однажды тоже истлеют. Оберону было непонятно, как возможно такой прекрасной и величественной женщине, как Титания, относиться всерьез к их неизмеримой гордости, которая, впрочем, не мешала короткоживущим в проявленном мире при встрече с Дивными, испытывать сладостные в неизбежной лести страх и восхищение. Титания словно бы не пробовала всего этого.
- Значит, так тому и быть. Война, - мужчина ответным жестом коснулся кафтана - словно стряхивая с золотого узора на одежде осевший после первых декабрьских холодов иней. Он улыбался, едва ли заметно, взирая на Королеву спокойно с полным удовлетворением ситуацией.

Отредактировано Oberon (16-05-2017 21:23:07)

А был ли Оберон против того, чтоб люди были истреблены или понесли заслуженное, по мнению Титании, наказание? Пожалуй, нет, однако прямо в это мгновение Владыка честно задумался над этим, в очередной раз, практически бессчетный для себя, решая, как же он относится к короткоживущим, но тут же отвлекся. Размышления над естественным отбором в проявленном мире, конечно, были весьма занимательны, но сейчас рогатого монарха в большей степени интересовала Зимняя королева, которая снова проявляла свою непреклонность, не желая уступать именно ему. Всё повторялось из раза в раз, проходя по уже истоптанному в тысячный раз пути, сталкивая упрямство и непримиримость, рождая непонимание между ними.
- Зря ли мы зовемся Старшей расой? Титания, мы выше, и с нас спрос гораздо выше, ответственности больше. Ты же не требуешь с дикого зверя того же, чего от равного себе. Но людей меряешь по себе и желаешь, чтоб они понимали, - он не переставал улыбаться, принимая из рук женщины серебряную фибулу. Гордыня - была пороком не только Титании, ибо сам Оберон сегодня решая, как нужно поступить, руководствовался не только заботой о благополучии дивной Аркадии, но и своим тщеславием, которое проявлялось в желании иметь всё самое лучшее - в данном случае, заполучить себе в жены эту невероятную женщину, которая опять ускользала от него.
- Я помню твой ответ и я запомню эту встречу, как все предшествующие ей. А сейчас тебя и твоих советников проводят из лагеря, - он тихо хмыкнул, рассматривая красный камень на украшении и закрепляя фибулу у себя на одежде. Говорить было более не о чем и интерес к ситуации таял сам собой. Теперь Оберон не играл в безразличие по отношению к Титании, теперь всё было по-настоящему и мысли Владыки занимала вновь предстоящая война. Необходимо было срочно собрать совет и обсудить план дальнейших действий.

***

После всякой новой битвы всё иначе, после каждой войны меняется, а Оберон, казалось, и вовсе постоянно забывал каково это.
Как меняется мир вокруг, как солнечный свет заплывает багровой дымкой воспоминаний, которые должны еще долго жить в памяти и не выплавиться оттуда никогда, сжимая сердце тяжестью пролитой крови его народа. Как чудится даже в безмятежном домашнем очаге запах сожженной огнем войны плоти, как слышатся в радостных возгласах наводненной фейри улицы воинственные кличи и стоны умирающих, как в тихом движении колышащейся на ветру травинки видится затаившаяся угроза. Как солнце слепит яростью, а холодные звезды заглядывают в окна, безмолвно вопрошая то, на что у Оберона нет ответа - зачем им всё это и сколь долго земля и мирный народ будут страдать из-за упрямства своих правителей.
Король вздохнул, потянув носом сладкий от цветения деревьев воздух и отставил на перилах балкона, выходящего в сад, кувшин вина. Этим вечером, пребывая в легкой тоске и одиночестве, когда все подданные были заняты празднованием победы, он проводил в одиночестве, пытаясь понять, чего ему не хватает.
Весна была яркая, как и все предыдущие в землях Светлых. Она полнилась пестрыми красками, разнообразными запахами, что менялись в зависимости от направления ветра, но именно сейчас она не была радостной. Много отнятого битвами времени, которое они могли потратить на другие цели, ощущением тяжести песка оседало в легких и вся, такая обычно любимая, сладость казалась приторной до тошноты. Она душила, она мешала, она была повсюду, настойчивостью путая, но не расслабляя, а напротив накаляя все чувства до невиданного ранее предела, заставляя короля дышать полубезумной настороженностью даже в собственных покоях, ожидая чего-то. Но не непременно опасности, а скорее просто чего-то непривычного, чем и стал для Оберона тихий шорох крыльев, опустившейся рядом на перилах птицы. Стража, находящаяся в карауле и проходившая под балконом среагировала незамедлительно - копейщики направили свое оружие вверх, но король жестом дал понять, что в птице нет угрозы. Впрочем, как знать, ибо Владыке было прекрасно известно, вестником чьего визита может быть полярная сова в южных землях.
- Отравить меня гораздо проще, чем убить собственными руками. Но ты ведь не за тем здесь, верно? - он не глядел на птицу, уходя с балкона в покои, как и не ждал откровенного ответа, но теперь с появлением совы гнетущее чувство скуки и ожидания прошли, заменившись на пока не очень понятное удовлетворение.

Он по-прежнему не глядел на Королеву. Даже тогда, когда она, словно легкий наряд, сбрасывала с себя свое птичье оперение, даже тогда, когда она пообещала придумать иной, более интересный способ убийства. Оберон лишь хмыкнул на это, едва ли заметно улыбаясь и рукой, в плавном ленном жесте, махнул указывая на пару бокалов, стоящих на столе и другой кувшин с вином. Они словно ждали кого-то - тонкое стекло, изящно и причудливо оплетеное золотом, несмело отбрасывало блики в теплом свечении пламени камина.
- Я не верю тебе, - Оберон всё же обернулся к Владычицы ночи, ненадолго задерживая внимательный взгляд на лице ее. Что он надеялся разглядеть в этой женщине, которая своим появлением в его жизни ныне всё больше волновала его, король не знал и оттого сильнее злился. На неспособность свою понять ее, на разрастающуюся пропасть отличий, но более всего - на то, что она вот так просто явилась в его покои. После того, что сделала, - он сомкнул веки, плотно сжимая челюсти, на какие-то мгновения теряя из образа весь лоск, - точнее - после того, что не сделала.
Непостижимая, далекая, холодная, всегда одетая в краски зимней ночи, она безупречно смотрелась даже в южных землях, пропитанных буйством ярких красок и сладкими ароматами цветов, сглаживая своим появлением всю медовую приторность.
Где-то вдалеке у самого горизонта, где небо тонкой линией сшивается с теплым и беспокойным морем, ярко полосонула молния, вертикально разрезая небосвод надвое, отвечая буре, что творилась в душе Летнего владыки. Внешне, казалось, спокойный, в очередной раз скрывающийся за маской безмятежности, но во взгляде его цвета торфяной зелени, потемневшем, легко читался гнев. Уверенно наполнив оба кубка, мужчина одним глотком осушил свой и с каким-то отчаянием понял, что вино совершенно не пьянит его. Король даже не почувствовал вкуса на губах, зато в легком, поплывшем по покоям аромате, вслед за ветром, заглянувшим с улице, была Она. Горчинка северных трав и ненавязчивая сладость диких ягод с колючего куста, прихваченных внезапным морозом, что трогала сознание любопытством и легкой степенью помешательства, которое Оберон старательно давил в себе, отвлекаясь на более важные дела. Обычно, и в этот момент - тоже, когда Королева Неблагого двора стояла у него в покоях, когда взор ее, цвета колдовского стылого озера, был направлен на него. Ведь даже будучи до безобразия влюбчивым и переменчивым, Оберон всегда отличал важное от второстепенного, чем сейчас являлось его многовековое желание заполучить эту женщину.
- Я не понимаю, почему? - серьезно проговорил Дивный, сурово глядя на женщину и умолк, что в это мгновение, в наступившей ненадолго тишине было слышно лишь разошедшийся не на шутку ливень, нещадно барабанящий по крышам, шумно разбивающийся о камень, звучно приземляющийся на зелень листвы и с шелестом скатывающийся по коже стволов деревьев. Тонкие нити капель дождя, словно бусинами прозрачными безудержно сшивали небо и землю, смешивая все и окрашивая мир за пределами королевского дворца в серый сумрак непогоды. Король вздохнул и оставив свой кубок на столе, шагнул ближе к Владычице ночи.
- Мне кажется, я знаю тебя, чувствую то же, что ведомо тебе, но для разума моего, Титания, ты остаешься непостижима, - еще несколько шагов, что шорохом скользнувшей по каменному полу мантии смешиваются с тихим треском живого огня в камине и шумом дождя, и он практически нависает над женщиной, - Там, в топях, когда я из-за своей самонадеянности был ранен, когда остался один, ты не отдала приказа о преследовании, не приказала напасть на мой народ и не вырвала тем самым себе победу, пользуясь смятением творившимся в рядах Благих. Почему? Что это, чего недостает мне - благородство... - он хмыкнул, - или слабость? Коль уж пришла, то отвечай, - последние слова он выдохнул, наклоняясь к своей внезапной гостье, но в это же мгновение отстранился, тем не менее пока не двигаясь с места, не сводя с женщины тяжелого и грозного взгляда.

В ответ на слова Титании, Дивный снова улыбнулся, ловя себя на мысли, что прямо в это мгновение он хотел бы выставить эту женщину вон. Туда, на балкон, где дождь испортил бы ее прическу, намочил бы великолепие одежд, что состояли из перьев и немного смыл бы ее восхитительное самодовольство. Впрочем, что-то подсказывало Оберону, что одной водой, которой сейчас изливалось небо над его землями, разбавляясь светом молний и музыкой раскатов грома, не обойтись и Королева всегда останется королевой. Даже будучи такой миниатюрной и вымокшей до нитки, она не потеряет своего величия.
- Вернуть твоё? - вкрадчиво переспросил Летний владыка, не переставая улыбаться и погружаясь в омут собственных воспоминаний, в которых еще слишком ярко и контрастно отражались чувства одолевавшие его в тот момент, когда он ошеломленный внезапностью ранения, практически не помня себя уходил. Как, проявляя беспечность, за которую ему впервые было совестно, он оставил свой народ. Он помнил, как ивы склонялись перед ним, как в ту ночь с укоризной смотрела на него кровавая луна, истекающая болью старшей расы, как под стопой своего повелителя послушно гнулись травы и след венценосного сметался ветряным вихрем. Оберон помнил, как пропах после того боя кострами, пеплом и смертью, взамен привычных ароматов пряной земли, мелиссы и левкоя. Оберон помнил свою боль - физической оболочки - какой не испытывал, казалось, никогда. И всё виной тому эта женщина, которая сейчас говорит о том, что смерти Летний заслуживает лишь от руки равного себе.
"Равной, ты хотела сказать..." - запоздало мысленно поправил он ее, собираясь сказать то же самое и вслух, раздумывая о том, стоит ли ворачивать Королеве ее подарок, но тонкое белесое перо, что сдула в его сторону Титания, заставило отвлечься. На какое-то мгновение монарх застыл на месте, фокусируя взгляд на внезапной помехе, что перетянула на себя всё его внимание, а потом, резко опомнившись, поймав и сжав в ладони перо, мужчина вспыхнул еще большим гневом оттого, что совсем по-дурацки упустил мысль. Брови его сурово сдвинулись к переносице, губы сжались в тонкую упрямую линию и Оберон, мученически закатив глаза, отшатнулся от Тёмной владычицы.
- Ты невыносима. И знаешь, что? Нет, - проговорил он это с каким-то тихим, но вполне четким и решительным удовлетворением, памятуя о том, что собирался ей сказать, выуживая из своей памяти те мысли, что минутами ранее сдула она из его сознания вместе с пером из своего одеяния. Мстительно, совсем по-детски отвечая отказом на отказ.
- А впрочем, Титания, - уже с улыбкой, чувствуя, как на языке, при произношении ее имени вкусом брусники кисло-сладкой растекаются звуки, продолжил Король, отходя в сторону - снова к столу, подхватывая кубок с вином, к которому не притронулась гостья, и отдал его женщине. А после, разжав ладонь, Оберон продемонстрировал иной подарок - наконечник стрелы, который всё же настиг его ядом и от которого не спасли позолоченные латы, однако который же было не ясно настоящий или же всего лишь иллюзия, - Это ведь тоже твоё. Не желаешь забрать? Мне он более без надобности, - и с этими словами он опустил металлический предмет прямо в вино, чуть ранее отданное Владычице ночи.