[NIC]Dominica L. Warrington[/NIC][STA]Прекрасная Принцесса[/STA][AVA]http://s9.uploads.ru/PBrcH.jpg[/AVA]Доминика уже около получаса сидела за письменным столом и вертела в руках перо. Пара листов бумаги были порваны и сложены рядом аккуратной стопкой, еще несколько – в тот момент ее терпение уже было на исходе – были просто скомканы и разбросаны по столу. На последнем уже была значительных размеров клякса, но так или иначе она решила сначала написать письмо на черновик, а уж потом переписать заново, разборчиво и так, чтоб почерк не выдавал ее волнения. Только вот чем больше она сидела – тем больше думала, стоит ли вообще что-либо писать. Попытка объяснить родителям, что происходит в ее душе, была заранее обречена на провал. Мать вряд ли считала, что душа может состоять из чего-то большего, чем наряды, украшения, приемы и интрижки – а ведь Доминика знала как минимум о двух, которые отец не видел в упор. В их семье все было как-то… поверхностно. Отношение же отца к детям от духовной близости было дальше всего. Чужие люди могли понять лучше, чем он. Единственным, кто мог понять ее, был младший брат, но Доминика никак не могла решиться рассказать ему о затеянном. Без нее он останется совсем один. Впрочем, он так или иначе скоро останется один, ведь если она не покинет этот дом свободной – то покинет поневоле, став женой неизвестного ей человека, к которому она заранее питала неприязнь.
Отца такие мелочи, как счастье и личное мнение дочери, не волновали совершенно. В поместье Уоррингтонов он был единоличным хозяином всего, от состояния и имущества, до людей – как слуг, так и членов семьи. Порой Доминике казалось, что слугам живется очень даже хорошо несмотря на непредсказуемость и категоричность хозяина. Они-то в любой момент могут уволиться и сменить работу. В то время как члены семьи, которых отец держал на коротком поводке и воспитывал независимо от возраста, были сами практически его собственностью. До поры это было не так критично, Доминика была девочкой и росла на попечении матери и гувернанток, которые должны были обучать девушку всему, что обязана знать женщина. Если матери в этом плане хватало умения вышивать и танцевать и ничем другим она по сути не интересовалась, то отец настоял на обучении ведению хозяйства и прочим женским обязанностям. Доминике крупно повезло, что в то время для ее обучения чтению и правописанию был нанят пожилой учитель, взгляды которого немного расходились со взглядами ее отца на то, что женщине достаточно уметь читать книги рецептов и писать письма мужу, когда он в отъезде. Учитель под видом того же чтения приносил девочке книги по географии, истории, иностранным языкам. Когда в семье появился третий ребенок – малыш Джон – решено было и дальше пользоваться услугами полюбившегося отцу учителя. Таким образом у Доминики помимо гувернанток всегда был интересный и умный собеседник, благодаря которому девушка теперь очень отличалась от матери, никогда не интересовавшейся «ненужными» женщине науками.
Помимо нее и Джона у мистера и миссис Уоррингтон был старший сын, он сейчас находился на государственной службе и жил в столице, вдали от поместья. Несмотря на то, что на голову Фредерика и за глаза, и в его присутствии сыпались обвинения в непутевости, недостатке трудолюбия и амбициозности, и его минимальные продвижения по службе доводили отца до бешенства (отец-то как раз был человеком амбициозным сверх меры), Доминика завидовала брату, который был на несколько лет старше. Хотелось бы и ей вырваться из поместья и обрести свободу. По сравнению с постоянным пребыванием под контролем отца, вроде бы не слишком обращавшим внимание на то, чем занимается дочь, но не отпускавшем даже на ярмарку в близлежащие деревни, обязанность брата раз в несколько месяцев гостить дома недельку, выслушивать все что о нем думают, одаривать мать новой модной в столице тканью в цветочек и возвращаться обратно – это было верхом мечтаний для девушки. Возможно потому, что Доминика, сколько бы ни изучала иные науки, увлекалась романами, и преимущественно читала не пустые любовные истории, а сюжеты с элементами приключений, мистики, порой даже с детективной линией. Больше всего ее привлекали модные в то время романы о мечтателях с горящим сердцем, которые бросали вызов судьбе и рисковали всем ради осуществления своих надежд, пускались в увлекательные путешествия, находили свою судьбу и счастье где-то далеко от дома. Доминика всего пару раз в жизни была в столице, и в отличии от матери, находящей их поместье уютным пределом мечтаний любой женщины, хотела побывать еще где-то, или хотя бы иметь свободу поехать в другой город, или к морю, где также бывала нечасто и под надзором семьи.
Но понять, что ее положение раньше не было столь критичным, она смогла лишь когда по достижении семнадцати лет отец объявил, что нашел ей подходящую партию. Конечно же, чего не хватало состоятельному торговцу, чьи земли обеспечивали значительную часть страны и продовольствием, и редко приживавшимся в Англии дорогим сортом табака, и еще много чем, что гарантировало семье безбедное существование. Как ни крути, на мистера Уоррингтона смотрели как на мешок с деньгами, не обладающий помимо своего торгового влияния знатной родословной. Его уважали – но ему было мало, и он не прочь был бы породниться с семьей, имеющей больший вес в обществе - и куда более высокий титул. Не столько ради дел, сколько ради собственной гордости. И раз уж старший сын не сделал карьеру государственного служащего и все еще топтался где-то на нижних ступенях карьерной лестницы, а младший хоть и воспитывался как достойный наследник, но был еще слишком мал, стоило подумать о самом, казалось бы, бесполезном звене – среднем ребенке, дочери. О том, насколько важна ее роль для отца, Доминика догадалась сразу, как только на ее попытку что-то возразить он резко и категорично поставил ее на место и сказал, что решение уже принято и дело за небольшим – формальной личной встречей с семьей жениха и выборе дня помолвки. На этом терпению девушки пришел конец. Возможно сказалось и недавнее несчастье – смерть пожилого учителя, к которому Доминика была привязана больше, чем к отцу. Жизнь в поместье ощутимо потеряла добрую половину красок, которых и так недоставало. Взятый на смену молодой гувернер, который теперь учил Джона, не вызывал у девушки желания общаться и проводить часы за разговорами обо всем на свете. Зато неожиданно явился для Доминики шансом устроить свое будущее так, как она всегда мечтала. Решение было принято буквально за пару дней.
Филипп, который с первых минут в их доме заинтересовался дочерью хозяев, а после и вовсе признался ей в любви, узнав о скором замужестве девушки сам предложил ей бежать из дома. Конечно «сам» - не совсем верно сказано, во многом Доминике помогла ее служанка, с которой они за несколько лет стали близки несмотря на разницу в возрасте (Терезе шел сейчас двадцать первый год). И хоть во многом Доминика была умнее и образованнее ее, опыта и хитрости, обретенной за годы службы в разных домах, Терезе было не занимать. Именно она намекнула юноше, что если он так любит Доминику – то у него есть шанс спасти ее от ненавистной участи. Все было разыграно на ура, Доминика поначалу отказала по причине, что любви к Филиппу не испытывает и это было бы нечестно – давать ему ложную надежду. После еще одного вечера на кухне с Терезой, твердившей про шанс, который он упускает, Филипп снова пришел к Доминике, заверив ее, что готов любить ее как сестру, лишь бы быть с ней рядом и увезти ее от отца и брака поневоле. На этом варианте они и остановились, Тереза к тому времени уже пару дней потихоньку перебирала вещи, собирая самое необходимое.
Доминика отложила перо и закрыла чернильницу. Нет, она категорически не знала, что писать. К тому же солнце назойливо лезло в глаза даже сквозь задернутую штору. Девушка откинулась на спинку кресла и вздохнула. Надо было попросить у Терезы тех успокоительных капель, которыми та поила ее вчера вечером, когда Доминика, подсчитав накопленные деньги, поняла, что даже на первое время их может не хватить. Оказываться в долгу у Филиппа она не хотела, хватит уже того, что он увозит ее, не требуя ничего взамен, лезть к нему в карман будет уже лишним. Как назло мать давно не ездила за новыми тканями. Выделенные на шелк деньги, который девушка в прошлый раз припрятала и просто достала из своих запасов старый материал (мать все равно покупала столько, что не замечала, видела ли уже этот обрез), были минимумом для переезда. Чем заняться, когда они уплывут из Англии, Доминика пока не знала, но слышала, что в Америке женщинам тоже дают работу. Не хотелось конечно оказаться посудомойкой в лохмотьях, но она была полна надежд, кроме того – мечтала встретить того, кого полюбит, и даже если и он окажется беден – вдвоем прожить будет легче. О своем предполагаемом женихе девушка знала мало, разве что слышала что это очень знатный, хоть и не обладавший капиталами род, и что наверняка наследник этого рода тоже воспитан подобающе. Стать приложением к мужу Доминика хотела меньше всего, кроме того – она была знакома с некоторыми представителями именитых фамилий, и то, как свысока те смотрели на нее, не внушало радости перед замужеством. Она понимала, что ее берут в довесок к состоянию отца. Хотя уезжать тоже было страшно. Решилась она лишь потому, что оказаться в положении хуже, чем есть, просто не вынесла бы, да и обе они с Терезой были романтичными натурами, верившими, что везде, где их нет, их непременно должно ждать нечто новое, невероятное и прекрасное.
От резкого хлопка открывшейся позади двери Доминика вздрогнула так, что чуть не опрокинула чернильницу. Сквозняк сдул со стола скомканную бумагу, а девушка, вскочив с кресла и обернувшись, поспешно закуталась в домашний халат, увидев Филиппа. Который на секунду замер с восторженно-бестолковым выражением лица, а потом поспешно отвернулся.
- О, прошу прощения, я не думал что вы не одеты… - смущенно пробормотал он, а его уши обрели пунцовый оттенок.
- На что же вы рассчитывали, врываясь ко мне утром без стука? – недовольно откликнулась девушка, завязывая пояс халата. – Вы можете обернуться, - разрешила она со вздохом.
Юноша не просто обернулся, он тут же, не подумав даже закрыть дверь в комнату, которая так и осталась наполовину распахнутой, бросился к ней и взял в ладони ее руку.
- Милая моя, все решено, они согласились! – к нему мгновенно вернулся прежний восторг. – Экипаж будет ждать нас у поворота к церкви, и они передали письмо капитана – он согласен взять на борт троих пассажиров!
- О, это… замечательно! – попыталась как можно искреннее улыбнуться девушка, между делом размышляя, тактично ли в ее положении отобрать у него свою руку.
Перед отъездом его энтузиазм и энергичность начинали пугать ее. Доминика уже подумывала, как, в случае надобности, прожить и без его поддержки, едва они покинут Англию. Тем не менее, ее явно растерянные взгляды на дверь не остановили Филиппа, который снова начал с жаром говорить:
- Вещи я отправлю в гостиницу завтра вечером, а послезавтра в ночь нас уже здесь не бу…
- Если вы хотите, чтобы вас слышал весь дом, а не только наш этаж, вам стоило бы говорить громче, мистер Майерс, а может и вовсе перейти на крик! - Тереза, нагруженная парой коробок с платьями, быстро вошла и бедром толкнула дверь, новый хлопок которой заставил вздрогнуть уже юного учителя. – Ведь мы же не планируем держать все втайне от хозяев, не так ли? Думайте головой, прежде чем говорить об этом с открытой дверью, у стен есть уши – в доме полно слуг!
- О, простите… - вновь смутился Филипп, а Доминика под шумок гневного шипения служанки отняла свою руку и обошла кресло, подойдя к кровати, на которую Тереза сгрузила коробки.
- Набирается так много всего… - расстроенно произнесла девушка. – Я вот думаю, стоит ли брать зеленое платье?
- Ну, в любом случае если что можно будет его продать, - резонно рассудила Тереза.
- Не думаю, что это будет необходимо, моя дорогая, - заметил Филипп, поднимая с пола скомканный лист бумаги. – Я могу обеспечить вас, на первое время нам хватит накопленного мною за год, а там я устроюсь работать.
Доминика, снисходительно улыбнувшись сделавшей за его спиной рожицу с глазами к небу Терезе, присела на кровать.
- Не беспокойтесь, пара платьев погоды не сделают. Мне не привыкать к тому, что денег у меня не так уж много – отец всегда ограничивал наши расходы, он как все богатые люди умеет экономить.
- Да, но учтите что при этом он не экономит на обедах и на слугах, которые делают всю работу, - вставила Тереза. – Поначалу и правда придется нелегко, уж я-то знаю каково это, уходить из родительского дома. Но мы справимся.
- Конечно, - без особого энтузиазма улыбнулась Доминика. – О, это наброски письма, - заметив, что Филипп развернул скомканный лист, она поспешно забрала его, и, чтоб сгладить жест, улыбнулась радушнее. – Я не могу пока подобрать слов, но возможно и не стоит, мама вряд ли поймет, а отца прощальное послание только еще больше разозлит, - девушка положила бумагу на стол. Ее взгляд пробежался по беспорядку вокруг него, и перешел на окно, за которым уже вовсю светило солнце, постепенно поднимаясь выше и переставая заглядывать в комнату. – Как вы думаете, он быстро отправит за нами людей? Ну… что вернуть меня, - она взглянула на Филиппа.
- Мы обгоним их и успеем сесть на корабль, - тот снова взял ее руку, на этот раз девушка не возражала. – Не волнуйтесь, я обо всем позаботился, ложный экипаж с пустыми чемоданами уедет из гостиницы только засветло, когда мы уже будем на полпути в порт. Если он и начнет погоню – то поймает только извозчика, который уверен, что должен отдать вещи кому-то в городе, - Филипп поднес ее ладонь к губам, коснувшись легким поцелуем. – Вам нечего бояться.
Доминика не нашлась, что ответить. Именно когда он рассуждал про их планы, ей казалось, что бояться очень даже есть чего. Не то чтобы она совсем в него не верила… Возможно наоборот, чем больше верила – тем более серьезным виделся ей ее поступок. И тем сильнее болела душа.
- Мисс, вам пора одеваться к завтраку, - напомнила Тереза, когда пауза затянулась. – Ваша матушка все утро твердила о куропатках, она не простит вам, если вы не попробуете ту, что лично пристрелил мистер Беверидж.
Доминика тут же рассмеялась, забыв о своих тревогах. Тереза умела просто и не задумываясь сказануть такое, от чего ее еще долго разбирал смех. Учитывая, что мистер Беверидж, гостивший в соседнем поместье, по их наблюдениям был новой пассией миссис Уоррингтон, шутка обретала еще один смысл, чуть более пикантный. Но кажется недоступный Филиппу, который конечно не знал таких подробностей.
- В таком случае, не смею задерживать вас, - он еще раз поцеловал руку Доминике, и направился к дверям.
- Да уж, и я была бы очень благодарна вам, если б вы и прежде чем входить, и прежде чем выходить позволяли мне убедиться, что коридор пуст, а мисс Уоррингтон одета, - проворчала Тереза, закрывая дверь за юношей, бросившим напоследок влюбленный взгляд на Доминику. – В другой раз дайте ему пощечину, - она все еще хмурилась, подходя к столу и начиная собирать разбросанные новым порывом ветра бумаги.
- Он вроде как не имел в виду ничего такого, - вздохнула Доминика, снова садясь на кровать и поднимая отлетевший к ее ногам листочек.
- Пока не имел, но стоит ему привыкнуть – и мало ли! Слишком уж часто в разговоре с вами он стал использовать слово «моя».
- Ты права, - девушка рассеянно развернула листок и задумчиво прочла вслух. – Дорогая мама. Я несколько раз переписывала, сначала назвала ее любимой, а потом, представляешь, засомневалась. Я точно не назвала бы так отца, но мама… Знаешь, при всем ее характере – я даже не знаю, насколько она сама и правда любит меня, - голос девушки дрогнул.
Тереза выпрямилась и взглянула на нее с беспокойством и участием.
- На вашем месте я бы так не тревожилась, ваша матушка через неделю забудет что вы пошли против их воли, и будет рада письму из Америки, а после, когда все уладится, уверена – вы сможете даже вернуться чтоб повидать ее и Джона.
- Да, она будет рада, - Доминика скомкала лист. – Особенно если я привезу ей из Америки новое ожерелье. Думаю, она забудет обо мне, как только примерит его. А Джон того и гляди будет зачислен в какой-нибудь полк, отцу все что угодно может прийти в голову. Знаешь, мне кажется, что кроме Джона и тебя у меня здесь совсем никого нет, - Доминика подняла взгляд на Терезу. – Этот дом всегда был полон людей, у матери всегда было много подруг, и все слуги хорошо ко мне относились и баловали, и эти попытки отца завести новые знакомства – приемы, охоты… Но все это время я была совсем одна. Наверное, ты права – я смогу вернуться чтоб увидеться с братом, но больше мне не к кому возвращаться.
- Я часто бываю права, - Тереза с улыбкой села рядом с ней. – Все не так уж плохо, мисс, мы справимся. А ваша матушка по-своему любит вас, просто она редко думает.
Доминика фыркнула от смеха. Самое точное определение ее матери за все эти годы! Редко думает. Именно так.
- Что касается Джона, ваш отец ни за что не подвергнет его опасности, он всегда повторяет что тот – достойный наследник, и он наверняка намеревается отписать ему свое основное дело, научив его перед этим. Все будет хорошо, Джон не останется один.
В это Доминика верила с трудом, но даже ради брата она не могла сейчас оставаться в Англии. Сначала она начнет свою, новую жизнь, а уж потом сможет вернуться и снова увидеться с ним.
- Я думаю, к завтраку я надену фиолетовое, - сменила она тему, зная, что Тереза не обидится и понимает, что Доминику всегда ободряют ее слова. – А зеленое все же упакуем.
- Мне кажется, это очень верное решение, - улыбнулась служанка – и единственная ее подруга. – Сейчас я найду его.
- Зеленое совсем новое, я думаю его действительно можно будет продать, чтобы не быть никому обязанной, - Доминика первой поднялась на ноги. – Теперь я не хочу быть зависимой ни от кого.

Отредактировано Orihara Mairu (21-02-2017 15:09:43)