Как только Король фейри с малой свитой покинул Аркадию, Анейрину сразу сообщили. В этом не было ничего странного или сколько бы предосутельного. Военному советнику стоило знать о передвижении высоких господ, но охрана Короля не входила в его прямые обязанности, поэтому он вполне мог не сопровождать его.
Анейрин не любил покидать пределы Аркадии. Он знал, что многие фейри, прожившие в этом мире всю свою долгую и, по большей части, беспечную жизнь испытывали сходные чувства, но Анейрин в мире людей задыхался. Ему становилось тесно и душно. Люди раздражали его, ещё больше его раздражала даже малая потребность вникать в быстро меняющиеся обычаи людей, в их языки, в их жизнь. Однако, Летнему Королю они нравились, и Королева время от времени проявляла к ним небрежный интерес, поэтому Анейрин стискивал острые зубы, ходил под человеческим солнцем и подмечал.
В этот раз он лишил себя подобного удовольствия. Во-первых, по той простой причине, что Королю его общество было вовсе не нужно. Во-вторых, в главных, из-за причины, по которой Оберон вышел в свет без бурных фанфар. Энн О'Ши - юная фея, которой, как казалось, все пророчили стать кем-то вроде миссии. По крайней мере, магическая сила, проявившаяся в девочке, которая ни разу не была в пределах Аркадии, соотносима, если не с королевскими особами, то с фейри, которым более двух или даже трёх тысяч лет. Таких детей их раса не рождала уже давно. Если, конечно же, слухи об её магических талантах не преувеличены.
Откровенно говоря, Ниэ не было дела до того, сильна эта девочка или нет. Причины вырождения расы он видел в смешанных браках и в мягкой вседозволенности, которая царила в мире фейри. Праздность, отсутствия опасности и конкуренции, не желание развиваться или хотя бы рожать детей приводили к тому, что численность фейри и общая магическая сила снижались. Эти причины юная Энн О'Ши никак не могла исправить, и её чудесное появление вряд ли способно повлиять на демографическое или магическое состояние всей расы. Однако, многие считали иначе. Многие и, в том числе, Оберон.
Ниэ никому не доверял полностью, и немногим верил даже отчасти. Когда Оберон засадил отца Энн О'Ши в камеру, а саму девочку лично поспешил позвать на бал, военноначальник насторожился. Когда-то давно Король спрашивал его мнение о будущем расы в случае, если королевский брак распадётся. Ниэ ответил ему и ответил вполне честно, упустив, правда, одну деталь: Неблагой Двор проиграет в случае развода. Проиграет даже если им вернут все земли, которые должны принадлежать по праву. Проиграет просто потому, что годы праздности приучили большинство фейри к сладкой и расхоложенной жизни, которой в северных землях не будет.
Маленькая фея, в присутствии которой активно цветут цветы и поют птицы, была летней принцессой, идеально подходящей Оберону. Возможно, сейчас он не думал о браке с ней, но, Ниэ был уверен, что даже если у Короля не было подобных намерений, рано или поздно, летние советники наведут его на эту мысль, а ещё через сто, двести или тысячу лет, он с ней согласиться. И что тогда будет с ними? Что тогда ждёт Неблагой Двор и его Королеву?
Впрочем, больше всего Ниэ беспокоился за себя. И именно из-за этого беспокойства собрался поднять в разговоре со своей Королевой одну крайне неприятную тему. Тему, с которой он прикусил себе язык многие годы назад.

Анейрин проскочил на сторону Титании незамеченным. Ему это не составило особого труда. Во-первых, он хорошо знал расположение покоев и то, как они патрулируются. Во-вторых, Ниэ умел вести себя по-настоящему тихо.
На самом деле, не было никаких особых причин для того, чтобы прятаться и скрываться, как вор, но ему это нравилось. К тому же он всегда мог впоследствии высказать слугам и страже за их нерадивость. Если один даже самый лучший воин может пробраться к Королеве незамеченным, что помешает рано или поздно кому-то повторить этот подвиг с куда менее мирными целями? Была ещё одна причина осторожности. Ниэ собирался говорить о секретном, и почитал лучшим способом сокрытия - не знание шпионов о том, что должен произойти важный разговор.
Ниэ подошёл к двери и услышал её голос. По его спине тут же пробежали мурашки. Такое происходило не всегда. Он не всегда вспомнила о прошлом и не всегда восхищался ей также, как в годы своей юности, но сейчас ему вспомнилась та Титания, которая казалась ему ослепительно прекрасной, и понадобилось время и силы, чтобы накопить злость. Он собирался злиться и негодовать, полагая, что это единственный способ обратить внимания на его слова.
Ниэ зашёл, приблизился, отвесил короткий намеренно небрежный поклон и усмехнулся.
- Мою Королеву как всегда плохо охраняют. Ничто не помешает мне её похитить. Ничто и никто, - заявил он. Всё же злиться не получалось. Титания улыбалась той улыбкой, которую Ниэ считал предназначенной только ему.

Отредактировано Aneirin (04-11-2017 12:37:56)

- В этом замке никогда не бывает по-настоящему холодно, - с тупой укоризной буркнул Ниэ. Он смотрел на свою золотую ладонь особенно яркую в бледных руках Королевы. Пальцы, выплавленные огнём и магией, чувствовали её прохладное и успокаивающее прикосновение, но оно будило в фейри старый гнев. На Каала, отрубившего руку, на Оберона, уверенного в победе, на войну, которая не была выиграна. Ниэ хотел победить. Он был рождён в море и признавал только победы, но в итоге ему оставалось жить в замке, который никогда не принадлежал зиме, плести интриги и ждать.

Взгляд Ниэ скользнул выше, по тонким предплечьям, по лифу платья, по оголённой шеи и остановился на губах Королевы. Она улыбалась. Каким-то образом ей всегда удавалось усмирять его нрав, хотя Ниэ не брался решать, дело было в её величие, или в его привычке. Однако, рядом с ней ему было спокойно, и внутренний голод, который, казалось, грыз его всё время, отступал.
Ниэ редко задумывался о собственных мотивах и причинах для перемен настроения, но даже ему было очевидно, как сильно Титания влияла на его состояние. Возможно, причина этого заключалась в том, что он любил свою Королеву. Возможно, только поэтому он не организовал настоящего восстания и не устроил бойни, между жалкими остатками их расы.
Эта любовь порой придавало его жизни смысл. А порой заставляла чувствовать себя зависимый и слабым. Он ненавидел это чувство и желал от него избавиться, но не знал, что с чем останется без любви или Титании.

Говоря, что в замке не бывает по-настоящему холодно, он, разумеется, имел в виду, что даже в её время, во время Королевы, зимой, власть не принадлежит ей полностью. Это оскорбляло Анейрина, верно служащего своей Владычице, принижало его и злило. Ниэ убедил себя, что чувствовал бы себя спокойней, если бы Титания делила с Обероном власть поровну, как это задумывалось с самого начала. Он убедил себя, что ненавидел Каала и Короля за видимое превосходство, но, в конце концов, у него просто была потребность в ненависти, он жил ей, как другие живут любовью или честью. В конце концов, он всё равно бы нашёл повод и для ненависти, и для интриг, но будь Титания у власти мир казался бы ему правильней.
- Я хотел поговорить, - произнёс он, удерживая её руку своими золотыми пальцами и заглядывая в глаза. - Об Обероне, и девочке, которую Каал МакОсху нашёл в мире смертных. Говорят, она обладает чудесной силой. Силой влиять на рост растений. Силой короля. А ещё говорят, что она красива.

Отредактировано Aneirin (24-05-2017 16:03:56)

Бледные глаза Анейрина зажглись холодным огнём, когда он смотрел на Титанию. Она злилась, и её негодование грело его. Как давно он хотел разбудить в ней эти чувства. Как давно желал увидеть её той самой Королевой, которая отказала Оберону и его желанию брака при представителях обоих дворов! В этот момент с её красотой не смогла бы сравниться ни одна юная и ветряная фея. Именно за такую Королеву — решительную, величественную, сильную, — Анейрин был готов и убить, и умереть. Именно такая Королева вызывала в нём восхищение.
«С возвращением!» — он опустил голову, пряча взволнованный взгляд. Сердце Анейрина забилось быстрее. Нельзя тушить зародившийся было в Титании гнев, но и разжигать его сейчас столь же опасно, сколь опасен крик в горах, покрытых неплотными шапками снега. Лавина, конечно, погубит врага, но и погребёт под собой всех стальных. Анейрин не хотел погибать. Даже ради великой цели. Он не боялся смерти, но жизнь заведомо казалась ему интересней, и обещала перспективы.
— Я не берусь утверждать, что творится в гнилой башке Каала МакОсху, — словно бы выплюнул Анейрин.
Он говорил Оберону, что нельзя оставлять в замке Стража, который не уважает свою Королеву. Говорил, что это приведёт к раздору. Но Оберон посоветовал защищать свою Королеву самостоятельно. В этот момент Анейрин не просто ненавидел его, а презирал, и как Короля, и как мужчину. Только природная осторожность, воспитанная ранним детством, уберегла его от тех слов, которые не простил бы и Летний Король. Что ж... Теперь самое время поплатиться за старые обиды. За любой поступок должно быть последствие, и они его почувствуют.
— Он ненавидит тебя, это верно. И не особо старается скрыть это. А Оберон только потакает ему в этом. Однако, Каал туп. Не думаю, что он действительно планировал найти королеву тебе на замену. Но, - Анейрин поднял взгляд и в бледных глазах горёл огонь ярости, — сколько лет должно пройти, прежде чем он подумает об этом?
«Сколько лет нужно Оберону, чтобы увлечься смазливой барышней, которая может не является его родственницей, но вполне может стать ей?» — добавил он мысленно.
— Я не видел её, — сухо и ровно продолжил Анейрин. — Но, судя по рассказам, её способности сродни способностям Короля. Цветы расцветают в её присутствии в любое время года, в любое время года она несёт за собой весну и жизнь. Если верить МакОсху, её родителя кузены — Вард и Миранда О'Ши. Само семейство имеет смешанные и очень запутанные корни. Мать мертва, визуально девочка на неё очень похожа, — он передёрнул плечами, давая понять, что ему до этого сходства нет никакого дела. Ему нет дела, является ли девочка чудом природы или выблюдком короля. Важно другое.
— Даже если здесь не было заговора с самого начала, он вполне может зародиться по мере того, как девочка будет входить во двор. А она войдёт. Оберон прямо сейчас зовёт её за бал, — тонкая усмешка искривила губы Анейрина. — Летние чувствуют себя здесь свободно и не слишком довольны нашей компанией, Зимних, по-настоящему, мало, а новое поколение хочет мирно жить и мирно умирать, захлебываясь соплями и заплывая жиром. Эта девочка может стать причиной войны. Я могу убить её, только скажи, но есть другое решение. Приблизь её к себе, Титания. Сделай фрейлиной, стань наставницей. Не дай Летним преимущества. В конце концов, она может стать замечательным залогом мира, если с Обероном что-то случиться.
Мир. Это слово долгое время вызывало у него отвращение, но так ли был плох мир, если бы существовал на их условиях. В конце концов, им явно не хватало гармонии. И если оставить идею двух дворов, почему бы не посадить на летний трон девочку, из которой всё ещё можно воспитать кого угодно?

Анейрин неопределённо пожал плечами. Этот жест в его исполнении с одинаковым успехом можно было воспринимать, как согласие или как несогласие. Так или иначе, он мало думал о ненависти и её благоприятных последствиях. Ещё меньше он думал о том, что его Королеве нужна какая-то дисциплина. Единственное, что ей нужно, это встряхнуться от долгого сна, и увидеть вещи такими, какими они есть.
Ниэ остался с ней даже тогда, когда она заключила этот странный и неестественный мир. Он остался, потому что миры рушатся, а Королева обладала сильной волей и несгибаемым характером. Он остался, потому что был неравнодушен к этой женщине и её судьбе. С годами вектор его чувств менялся от любви к ненависти и обратно чаще, чем хотелось бы даже самому Ниэ. Эти чувства не давали ему покоя, раздражали и наполняли его сердце ядом. Он, определённо, не был верным до полного отупения стражем, готовым прожать своей хозяйке любую слабость, но и последнего шага на пути к предательству Ниэ не делал. Он откладывал в беспокоящей его нерешительности, и ждал, ждал, ждал.
— А если я этого и хочу? — глаза Анейрина блеснули. Слова Королевы были красивыми. Ниэ, всегда, несмотря на болтливый язык, предпочитавший словам — действие, тем не менее, не мог не оценить обещания мести. К тому же ему эти слова приятно льстили. Льстила потребность в нём. Льстила готовность из-за его смерти разжечь войну. Анейрин уничтожил бы мир, если бы Королева погибла, но умирать даже ради войны был не намерен. Анейрин хотел жить и воевать.
— Убить девчонку можно, — произнёс он уверенно и равнодушно. — Мы не так бессмертны, как хотим казаться, а девочка к тому же юна и воспитывалась в мире. Такие умирают без особых усилий. Может даже, её убьёт сообщение о гибели отца... — Ниэ пожал плечами. Отец юной феи томился в темнице и сквернословил. Он был жив, и даже находился под охраной, но мало ли какой фанатик доберётся до его смазливой физиономии. Впрочем, даже если с ним ничего не случиться, ему не скоро грозит выйти оттуда. Судя по всему, он может стать прекрасным рычагом управления юной девой. Или, в их случае, сыграть на руку. В конце концов, ни Анейрин, ни его Королева отца Нины О'Ши в темницу не сажали. Всё это сделал Оберон и его верный Страж. И стоит ещё посмотреть, насколько это красит их в глазах юной феи.
Но Королева была права. Прежде чем строить такие планы, не мешало бы узнать, что творится у юной О’Ши на сердце.
— Разве я могу кого-то напугать? — Анейрин осклабился, демонстрируя острые зубы, но взяв в руку прохладную ладонь Королевы и поцеловав её, был осторожен. — Убить девочку тайно можно, а вот поговорить с ней — вряд ли. Моя Королева, стоит мне появиться на горизонте этой девочки, и моя смерть может приблизиться даже скорее, чем в случае её случайной гибели. Тем не менее, я подумаю, что можно сделать. Будет бал, она будет сиять на нём маленькой беспечной звездочкой, а свет всегда привлекает созданий ночи. Кто-нибудь уж точно поговорит с ней.
«Например, Нуэн», — мысленно добавил он. Сестра была почти столь же приметна, как и он сам, но, по крайней мере, не обладала репутацией неадекватной особы. Её присутствие на празднике не будет удивительным, и тот факт, что она проявит любопытство, не покажется слишком странным или опасным. К тому же Нуэн была женщиной, и её любопытство не вызовет ревность.
Кивнув своему решению, Анейрин внимательно посмотрел на Королеву, и помедлил, прежде чем сказать ещё кое-что.
— Титания, — тихо проговорил он, — ты, возможно, удивишься, сколько неблагих ждёт одного твоего приказа. Сказка о доброй послушной Королеве Титании при Короле Обероне наскучила многим, но многие продолжают верить, что дождутся её конца.

Анейрин насмешливо приподнял бровь, безмолвно вопрошая: «Прикажешь? Мне?!» Если королевский страж играл в бесконечную преданность, военный советник предпочитал блистать непокорностью. Когда-то он сказал, что не будет выполнять глупых приказов и поэтому заранее надеется, что Королева Титания достаточно умна. Дурой Королева Титания не была, но хотя ничего против «умных» приказов он не имел, всё его нутро противилось её уверенности в том, что он должен подчиняться. В конце концов, Ниэ удалось прийти к какому-то согласию с самим собой: он признавал её право приказать себе, хотя и полагал, что право исполнить тот или иной приказ всё же остаётся за ним.
— Прикажи, — произнёс он с довольной и сытой улыбкой. Сердце Ниэ билось спокойно под острыми коготками Королевы, но ему приходилось прикладывать усилия, чтобы сохранять это спокойствие. Игра, а Ниэ многое представлялось игрой, имела определённые правила, и главной составляющей любой игры был выигрыш. Ниэ выигрывал. Он услышал историю о маленькой чудо-девочке, бросил кости и неожиданно колесо судьбы, до этого равномерно катящееся в бездну, покачнулось и свернуло. Неожиданно, в жизни Ниэ повеяло приятными переменами. За это он был почти благодарен девчонке, дохлому стражу и королю, склонному к крайне импульсивным поступкам. За это он готов был расцеловать каждого из них.
Ниэ склонил голову набок, прислушиваясь к словам Титании, глядя в меньшей степени в её глаза, и в большей — на рот. Он не знал родительской любви, и личный опыт использовать в данном вопросе не мог, но не видел причин не верить Титании или хотя бы подвергать эти её слова сомнению. Сам Ниэ понимал концепцию «обладания» и чувство «потери». Он рассуждал с той точки зрения, что никому не понравится, если у него отбирают собственность — то, что привычно считать Своим.
— Отец будет жить, — кивнул Анейрин, собираясь, если не лично проверить благополучие Варда (это действие также может показаться подозрительным чересчур мнительному бессмертному стражу),  то посредством подчинённых. Благо их на этот большой и летний замок всё же хватало. — А в девочке мы разбудим всю злость и гордость, которая только может присутствовать у юной фейри, — он ухмыльнулся и обнял Королеву, и без того находящуюся слишком близко к нему. Все её манипуляции — прикосновения, томный голос, сладкая близость, — Ниэ однозначно воспринял, как заигрывания. Безропотно сносить их, ожидая, чем же всё кончится, он был не склонен. Он был склонен брать ситуацию в свои руки.
Анейрин сел на банкетку, к которой настоятельно подталкивала его Титания, и потянул её за собой, на себя.
— Почему бы тебе не попробовать? — спросил Ниэ, под бёдра прижимая её ближе. Он уткнулся в шею, вдыхая её аромат — аромат чего-то дикого, живого и смертоносного. Аромат, в котором чувствовалась сила.
Ниэ не считал Титанию ни последовательной, ни даже логичной, но полагал, что Королеве это и не нужно. Королева для Ниэ была сродни Богине. Он не поклонялся ей в привычном смысле этого слова, но ставил её выше себя, выше всех, и потому был недоволен не столько фактом брака, сколько тем, что она позволила Оберону верховодить. Обычно Анейрин руководствовался довольно прагматичным складом ума, которым подчинялись все его многочисленные импульсы. Он мог понять практическую необходимость мира, но при его темпераменте Ниэ было проще шагнуть с Королевой за край бездны, чем оставаться с ней в мирное время, зная, что она принадлежит кому-то ещё.  Тот факт, что они начинают войну, пусть не явную, пусть даже не кровопролитную, приятно будоражил Ниэ, будил в нём азарт и чувство жизни.

Анейрин усмехнулся и поцеловал мягко, нежно, осторожно, чтобы не порезать острыми зубами податливую плоть её губ. Он прикрыл глаза. Её пальцы в его волосах, её близость, её уязвимость расслабляли. В них хотелось окунуться, забыться и забыть.
«Опасное чувство».
— Всё не просто только для тех, кто боится или сомневается, — насмешливо прошептал Анейрин, отстранившись. Он протянул свою руку к чёрным волосам Королевы, и принялся вытаскивать одну за другой  украшенные драгоценностями шпильки, удерживающие сложную и тяжёлую причёску, на создание которой потребовалось немало времени. Однако, чего-чего, а времени у них было предостаточно. Они все жили долго, в праздности, не зная, на что употребить долгие часы свободного времени. Потому, наверное, в Летнем Дворе были приняты сложные причёски, громоздкие платья и долгие приёмы со сладкими, вызывающими жажду винами.
Волосы сдались, рассыпавшись по плечам чёрными непокорными локонами.
— Чего боится моя Королева? Что вызывает у неё сомнения? — Анейрин заглянул в синие глаза. Когда-то взгляд этих глаз его замораживал, когда-то он из кожи вон лез, чтобы его привлечь, когда-то игры в измену действительно были только играми. А теперь?.. Теперь он не уверен, что всё это значит.
— Титания, которую я знал, к которой пробрался в первый раз в спальню, минуя всю её хвалёную охрану, которая выступала на совете, не знала страха и сомнений. Для неё всё было просто, она видела правильный курс и двигалась в том направлении, невзирая на сложности, преграды, потери. Я восхищался той Титанией, — он ослабил шнуровку платья и потянул лиф вниз, обнажая грудь. Посмотрел на идеальную бледность кожи, аккуратно устроил её в своей золотой ладони. Уютное, горячее, властное чувство захватывало его, но он всё ещё пока себя контролировал.
— Ты красива, но красивых женщин полно. Только красота ничего не значит. Только оболочка ничего не значит. Я знаю, что всё меняется, что мы меняемся, но отказываюсь принимать такие перемены.  Мы слишком долго плыли по течению. Ты слишком долго плыла по течению. Разве твой план был такой? Разве ты собиралась слить нас с Летним Двором, подогнать под Летние стандарты, сдаться не только по факту, но и по сути? — Анейрин наклонился и поцеловал красные губы с жадностью, с затаённой неистовостью, с накопленным за годы бездействия гневом.
— Вернись ко мне, — прошептал он. — Я никогда не отличался ни терпением, ни хорошим характером, но я ждал. Я могу подождать ещё какое-то время — несколько месяцев или несколько лет, — но точно не смогу прождать вечность.