Странное место для встречи выбрала королева. Странное по мнению Оберона, не любившего этого единого для человеческого рода бога и старавшегося стороной обходить подобные места в виду своего непонимания этой религии с верой в парня в терновом венце, распятого на кресте, и из какой-то ревности, что он отнял у его народа веру людей. Однако, несмотря на это и то, что обычно походы в соборы сопровождались для монарха различными казусами, он пришел. Из-за нее одной, прекрасной и величественной Титании, которая, оставленным в его покоях подарком и загадкой, вновь всколыхнула в душе Оберона старые чувства. По-прежнему, не любовь, но какое-то стремление не уступать и любопытство, направленное в ее адрес, что расписывало перспективы встречи яркими красками, обещая отсутствие скуки уж точно и, возможно, что-то еще. Король прекрасно знал, что простой эта встреча не будет, догадываясь, что речь в их беседе пойдет, вероятнее всего, о чудесной девочке Нине, с которой он виделся накануне и с которой же встреча прошла не так гладко, как хотелось бы. Но, и в глубине души, он надеялся, что свидание это, назначенное супругой в столь необычном месте, которому бы сам мужчина предпочел бы сад или городской парк, не окончится скандалом, а еще лучше - обойдется и вовсе без распросов Титании о его планах на счет юной фейри О'Ши. Не потому, что Оберон опасался непонимания со стороны супруги, а потому, что ему было известно о далеко не благостном отношении подданных Королевы, желающих уличить его в чем-то, что могло бы пошатнуть баланс между ним и Титанией, хрупкий и невесомый и без того. С самого начала, как несколько тысячь лет назад, они решили объединить Дворы, покончив с враждой, и по сей день ничего не менялось. Его приближенные искали способы разорвать узы брака, пусть и политического, между правителями. Ее приближенные - ни на шаг не отступали. И сколько бы сами Король и Королева не отмахивались от всяких слухов, как от назойливых насекомых, оставались те, чье слово было способно истончить доверие, раскрошив его в пыль.
Оберон был беспечен, безусловно, но он был в первую очередь правителем своему народу и легкомыслие монарха было в бОльшей степени напускным, тогда как в действительности король почти всегда был собран и заботился о благополучии фейри. И появление волшебной девочки, как раз, было шагом к этому благополучию, возможностью вселить в сердца Саршей расы веру - каким-то знаком, или новым этапом в жизни, что застыла в Аркадии подобно насекомому, попавшему в солнечную ловушку янтарной капли.
- Моя Королева, моя прекрасная Королева, - ответствовал Оберон на приветствие супруги, в котором, как ему показалось, слышались нотки волнения. Он улыбнулся - коротко, почти мимолетно, уверенно, но вместе с тем неспешно, проходя вперед. Подобное от Титании, всегда уверенной и властной девы-птицы, за которой неизменно тянется шлейф ароматов северных трав и ягод, под аккомпанемент звуков холодных ветров, лишь иллюзия и если ему в ее голосе слышится волнение, то это лишь игра.
- Стоит ли мне говорить, что я скучал по тем далеким временам, когда ты звала меня на встречу подобным образом, оставляя в покоях свои загадки?

Отредактировано Oberon (20-10-2017 16:03:16)

Слова Королевы удивили его, однако не столь сильно, чтоб Оберон позволил изумлению отразиться на лице. Он смотрел на супругу, которая, даже будучи его, неизменно принадлежала лишь самой себе, и размышлял над её словами. По его мнению всё было иначе. Не обстоятельства мешали им оказываться наедине и беседовать откровенно друг с другом, а прежде всего они сами. Ни Король, ни Королева не стремились друг к другу, находя для себя интерес в обществе кого угодно другого, при этом же парадоксально испытывая ни с чем не сравнимое чувство собственничества, колышащееся в в душе при упоминании об увлечениях. Так казалось Оберону, он четко осознавал это в отношении себя самого, но не в отношении Владычицы Неблагого двора. Он всегда явственно и резко, яркими вспышками молнии на черном ночном небе, чувствовал эту странную ревность, возникающую, когда рядом с Титанией бледным бесшумным призраком являлся Анейрин. Но, в силу своей переменчивости, с завидным упрямым постоянством отпускал же эти чувства. Типичная для их народа противоречивость, вот что это было, придающая слишком долгой жизни красок и вкуса.
Впрочем как-либо комментировать это мужчина не стал, хмыкнул своим мыслям и в ответ на движение Титании вперёд, приобнял супругу, мягко притягивая к себе за талию, подыгрывая ей в её небольшом спектакле, разыгранном для людей. А вот следующее без внимания он оставить не смог.
— Не пойдет мне висеть приколоченным к кресту, — он смеётся, взглядом провожает проходящую мимо группу людей, а потом серьёзно, пытливо разглядывает того парня в терновом венке, с которым у них была целая пропасть различий, — А уж тебе — тем более, — руки прячутся в карманы брюк и Оберон отходит в сторону на несколько шагов, обращая взгляд светлых глаз уже на Королеву.
Титания всегда оставалась собой — восхитительная женщина, холодная, властная, при внешней своей хрупкости, неизбежно внушающая нерушимый авторитет даже ему, как бы Оберон этому не противился. И если она говорила о порабощении младшей расы, ему хотелось позволить ей это. Подарком, возможно, преподнести. Однако, сейчас это не имело смысла. Тогда, когда была их последняя битва, исходом которой стал этот неоднозначный и противоречивый союз, да, это могло стать компромиссом, но не сейчас, когда в прошлое утекло столько столетий мира, скрытого за магической завесой Аркадии. К тому же, в это мгновение Сида больше волновала цель, с которой в его покои была доставлена загадка, ставшая приглашением на встречу с супругой.
— Быть может, — его лицо красит улыбка, Владыка снова шагает к деве-птице, — Быть может, когда-нибудь я всё же позволю тебе это. А сейчас мне нужен ответ, зачем я явился в этот храм, пропахший верой в другого бога?

Отредактировано Oberon (15-03-2018 19:44:02)