• Время: 21.00
• Погода: прохладный вечер, сыро после дождя.
• Внешний вид: свитер, куртка-штормовка и брюки (цвет – темный хаки), кроссовки.
• Состояние: плохо сдерживаемая тоска
• Инвентарь: сумка через плечо с фотоаппаратом, сигнальной ракетницей, компасом, фонариком, в кармане брюк брелок (складной нож/открывашка).

Мерный шум дороги – звука двигателя, приглушенных голосов с передних сидений автобуса и дождя за окнами – убаюкивал гораздо лучше, чем могла бы любая тишина. Открыв глаза, Кано не сразу узнал местность – до этого они ехали через город, а теперь за окнами вставал стеной густой лес, кроме того сами стекла были мокрыми от дождя, и картинка виделась слегка размытой. Первые секунды парень, обоснувшись, не узнавал, где он. Это было интересно, забавно, и на удивление придавало легкости. Словно никогда больше не будет шумных городов, аэропортов, и тех людей, которых было вокруг всегда невероятно много и не к месту, и от которых он ужасно уставал. Сейчас он впервые оказывался наедине с собой, даже несмотря на свою группу, скучковавшуюся где-то в начале автобуса и совещавшуюся над картой местности. Они были до странного своими и родными ему, в первую очередь потому, что ни разу не надоели, не дернули, не попытались надавить на нервы и впихнуть силой свою заботу и участие. Он был с ними в безопасности – но при этом он был восхитительно одинок, чего ему не хватало всю жизнь. И это одиночество было сродни не тоске, а свободе. Окончательно проснувшись, он заметил, как автобус проехал под аркой-вывеской деревянных ворот в парк, и невольно улыбнулся.
- Кано-сан, - рядом остановилась по пути вперед одна из его попутчиц, кажется ее звали Эмили, невысокая девушка с озорными глазами, первой начавшая звать молодого японца, присоединившегося к их группе, на японский манер – Кано-сан. – Проснулся? Скоро приедем.
На этот раз ему даже не было обидно, что он полдороги дремал. Это не важно, важнее что теперь к нему вернулись силы. В Сиэтл он приехал вчера вечером с четким нежеланием вообще что-либо делать и куда-либо ехать, потому что его мать пыталась отправить его туда к дальним знакомым, чтобы те за него пришли в отель и сняли ему номер. Парень уже не пытался возражать, только перед выходом за дверь сказал, что его телефон выключен и он позвонит сам, когда доберется и сам найдет где остановиться. Ощущение, что он просто вещь, которую привезли с собой и хотят поставить на полку для сохранности, пропало лишь этим утром, когда он добрался до места встречи экскурсионной группы. Телефон снова был выключен. Три дня он будет жить нормально, а там уж – как получится. Потягиваясь и сладко зевая, Кано пытался рассмотреть за окнами знаменитый спящий вулкан Рейнир. Вчера, в Сиэтле, он был свидетелем потрясающего зрелища – как тень от горы падала в лучах красно-оранжевого закатного солнца прямо на облака, наверх… Это было странно и удивительно, он так и не понял, как надо было преломиться свету, даже если учесть что солнце светило уже с горизонта, чтобы вулкан загородил он него само небо. На самом деле для этого достаточно было облакам касаться верхушки горы, не пропуская на себя лучи над ней. Все удивительное в этой жизни имело объяснение…
Около одиннадцати дождь прекратился. Группа остановилась на перевалочной базе, не доезжая отеля на территории парка, потому что обогнуть его и подняться по склону горы они хотели своим ходом. Путь пролегал по лесистой местности в сторону района Парадайз, где находились знаменитые пещеры – судя по всему, даже новичку в этом деле можно было спуститься туда, во всяком случае Кано обещали, что шею он себе там не свернет. Хотя при подготовке к походу он настолько запутался в выданном снаряжении, что вся группа с хохотом помогала ему разобраться, что для чего. Кано нравилось их смешить, хотя в принципе он делал это ненамеренно, что было даже еще лучше – на короткое время у него появились друзья, считавшие его забавным, но одновременно уважавшие, во многом за то, что он, японец, хорошо говорил на английском, и поначалу их даже удивил данный факт. Знали бы они, как он на английском пишет… Кано и сам посмеивался, когда они начинали расспрашивать про Японию. Все-таки, любой человек кажется забавным, заводя речь о том, о чем мало знает. В районе двух часов группа покинула базу и углубилась в лес.

«Первый день пути, у меня все нормально, останавливаемся на ночевку. Напишу завтра, доброй ночи». Отправив это сообщение (здесь сотовый еще худо-бедно ловил сеть), Кано тут же снова отключил телефон. Никакой мамы в эти три дня, иначе он просто свихнется. Группа копошилась вокруг начинающего возводиться места для костра, тут можно было разводить их, но соблюдая технику безопасности. Теоретически, они прожили бы и без костра, но это же куда интереснее – сесть вокруг, поджарить что-то, погреть руки, порассказывать страшилки. Хотя на данный момент у Кано была другая проблема.
- Я сдаюсь, - он под смех двух девушек выполз из того, что по идее должно было быть поставленной палаткой, но по факту больше походило на опустившийся сверху парашют, накрывший его после приземления. – Ой-ой, как смешно, - он сам не удержался и фыркнул. – Если вы мне не поможете, я буду спать в вашей.
Прокомментировав это чем-то типа «да прям-таки», девушки взялись ему помогать. Эмили Кано еще недавно видел у костра, но теперь она в сопровождении еще кого-то отправлялась в лес. Надо было найти что-то, что хоть немного обсохло за день и загорится, потому что пока костер не торопился вспыхивать. Рядом возились с другой палаткой, кто-то даже привез гитару. Конечно это все было здорово, но как можно нести на себе такой груз – Кано не понимал. Его рюкзак… точнее, целый шкаф вместо рюкзака, так будет понятнее, весил наверное раза в два больше него самого. Всю дорогу впереди вместо Эмили подпрыгивал таких же габаритов рюкзак девушки, и Кано не мог понять, ладно он, при всем своем неактивном образе жизни он все же не был слабым, но хрупкая девушка – как она могла тащить такое весь день?! А тот еще и с гитарой… Роясь в останках палатки, и задумавшись при этом о тяжестях и расстояниях, он снова запутался, чем опять всех насмешил. Вечер был просто чудесным.
Справившись с палаткой, парень достал фотоаппарат. На недавно приобретенной зеркальной камере снимки получались заметно более качественными, чем на прежней, карманной маленькой. Присев в стороне ото всех, он начал незаметно фотографировать сборы лагеря. От обязанностей помогать его на сегодня освободили, потому что как новичок он и так еле дополз. Со смехом щелкая, как один из парней приплясывает за спинами не видящих его товарищей и изображает что-то, что он с ними делает, Кано тренировался менять настройки камеры так, чтобы снимки получались нормальными даже без необходимой в сумерках большой выдержки – штатива с собой не было, и с такой выдержкой кадр получался смазанным. Он наконец подобрал нужную комбинацию и решил прогуляться.
- Пройдусь неподалеку, - предупредил он. – Может, что интересное в кадр поймаю.
- Смотри не схвати туда медведя, - фыркнул кто-то.
- Тут еще слишком людно для медведей, - усмехнулся он. Судя по описаниям парка – животные здесь встречались, но опасных вблизи туристических маршрутов было мало.
Кано сам не заметил, как углубился в лес. Впрочем, с собой в сумке через плечо был компас, и он заранее запомнил, обратно – это на запад. На деле фотографировать было уже однозначно поздно, быстро темнело, и вскоре на еще не совсем почерневшем небе уже виднелся диск луны. Кано ловил себя на мысли, что ему хочется бросить даже этот поход – и рвануть через лес, куда-нибудь далеко-далеко… Зайти в глухие места, оказаться вообще одному, чтобы никто не искал, не ждал, и вообще чтобы никого в этой жизни не было – только он, только его свобода… Парень остановился там, где лес редел и земля скатывалась склоном вниз, и вдалеке местность была уже равнинной и уходила до горизонта медленно черневшим лугом с невысокой травой. Оказывается, лес не такой уж и бескрайний. Набрав полные легкие воздуха, Кано медленно выдохнул. И почувствовал, как новая волна тоски накатила, смывая приятные впечатления от вечера. Но ему не хотелось прогонять ее. Он поднял голову…
Неужели люди живут вот так?.. Когда хотят – могут плюнуть на все, никого не спрашивая уехать вот в такие места, остановиться тут – словно в центре земли, где никого больше нет, где так тихо, красиво… Почему все, что я вижу вокруг – не мое?.. Может, у меня уже крыша едет?.. Как может быть моим целый парк… Но ведь для кого-то все это – дом, даже когда они приезжают всего на несколько дней… Потому что они могут это, могут все, в любой момент. А у меня так не получится…
Он понимал, что и в Японии сотни красивых мест, где он еще ни разу не бывал. Но было неважно – где, в какой стране. Люди вокруг него умели жить, могли создавать свою реальность, меняя и освобождая ее от тягот и ненужной боли, идя своим путем. Он знал, что тоже мог бы – но видимо уже не хотел. Не было сил.
Видать не судьба…
Быстро развернувшись (и при этом едва не навернувшись на корнях деревьев, в своем стиле), он зашагал назад. Вдалеке виднелся свет – значит костер таки осилили. Что ж, пусть жизнь продолжается как есть…

Отредактировано Kira (07-10-2013 18:19:44)

Ступая по мокрому мху и проваливаясь в него по щиколотку, Кано нехотя брел через лес, теоретически по направлению к лагерю, а в целом – просто по инерции куда-то «назад». Состояние безразличия ко всему постепенно становилось нормой для него, и сменялось лишь такими вот короткими бунтами, один из которых остался доживать этот день где-то на опушке леса. Эта мысль, пришедшая в голову, вызвала горькую усмешку. Было такое чувство, что эту попытку разобраться в себе Кано выбросил куда-то в сторону, в которую мечтал сбежать, и очередная часть его осталась где-то там, ковылять через луг, как нерожденный, ставший нежитью, постепенно растворяясь и исчезая – как и мечта о свободе внутри себя самого. «Да ты поэт, хоть и неудачник, - подумал парень, отодвигая от лица ветку дерева и тут же получая ею по затылку сзади. – Хоть бы половину твоих красочных самоистязаний пустить в дело…»
Кано много раз слышал от мудрых «взрослых» фразы вроде «что мешает поступать так, как хочется?», но никогда не мог им ответить. Мешало нечто, о чем Кано боялся вспоминать. Он часто слышал рассказы о людях, воспитанных животными и найденных в глухих джунглях бегающими на четвереньках и с трудом произносившими членораздельные звуки. Что-то, чему можно научить лишь в детстве, было потеряно для них навсегда. Что же было потеряно для человека, с первых лет жизни остававшегося в одиночестве на целые дни, слушавшего из-под стола перебранки родителей, засыпавшего под сплетни тетушек вместо колыбели, которому никто не мог толком объяснить, почему не стоит оставаться одиночкой и в школе, почему родители ни разу не увозили его за пределы города, чтобы вместе отдохнуть где-то, почему на тот интересный мир, что видит мама, уезжая на работу, в их доме наложено вето… Как объяснить, что порой не хочется стараться, зная, что или никто не оценит, или тут же отнимет и переделает за тебя?.. Это была его жизнь, его ходьба на четвереньках и неумение говорить. Конечно, не все так трагично, он не был намертво связан и теоретически был полностью свободен. Только каждый раз, когда что-то внутри делало попытку пробиться через надоевшие и явно ненужные рамки, возникал иной вопрос – зачем?.. Он лишь подсознательно понимал, что это стало бы первым шагом, но к чему и что делать дальше – не знал. Всех вокруг все устраивало, и они не поймут, чего не хватает человеку, живущему на готовеньком и не знающему беды. Да и все равно собрать с чистого листа свою личность, отстроить себя заново реально лишь тогда, когда у тебя на самом деле ничего больше нет. Ни единой вещи за душой, ни единого страха и комплекса, и ни шанса шагнуть назад, потому что там пусто. А у Кано – у него в этом «назад» все было, и это стало нормой – жить так, без интересов, у кого-то под крылом, зная, что в четверг на чай к родственникам, а утром мама снова расспросит, во сколько он будет дома и не забыл ли захватить запакованные ею бутерброды.
Было ли это его привычкой, бедой или слабостью? Скорее всего, это все же было его выбором. Потому что при желании – человек способен на все. А вот чем было отсутствие этого желания? Наверное, все же привычкой…
Пронзительный знакомый голос прорезал тишину, мгновенно выбив из головы все мысли и заставив замереть, пока сердце пропустило пару ударов. Он не был уверен, что не ослышался, уйдя в себя, но почему-то в груди похолодело. В смешавшихся звуках он мог различить два, и лишь один узнал. Так кричат не когда падают, и даже не когда при падении ломают руку. Кроме того – помимо голоса Эмили Кано ясно различил нечто похожее на утробный вой, не очень громкий, но слишком четкий. Пока и близко не представляя, что произошло где-то впереди, парень сделал несколько шагов туда… Однако то, что он услышал дальше, заставило его окаменеть и замереть на месте. Пока сознание еще не напрочь отказывалось верить в реальность происходящего, и он понимал – это не сон. Крики, шум, и звериный рев, причем такой, какого он прежде не слышал ни от одного животного, слово в пылу схватки существо умело вкладывать в голос эмоции – ярость, злобу… Видневшийся за деревьями далекий свет костра метнулся в сторону и словно рассыпался, будто на него наступили и в суматохе разворошили. Чувствуя, как руки и ноги теряют способность двигаться пусть даже через силу, Кано стоял и смотрел вперед, где на некотором расстоянии от него без сомнения погибали люди. В таком положении человек не способен думать, это был ступор, ужас, вязкий и мерзкий, в котором тонешь сразу и с головой. Он не знал, как долго продолжался этот кошмар, время словно остановилось. Понимая, что вряд ли сможет помочь им, Кано просто стоял и ждал. Первая разумная мысль тут же сбежать, вскарабкаться на дерево, да хоть зарыться в землю была голосом инстинкта самосохранения, но что-то другое заставило его некоторое время сомневаться. Он не мог уйти, он даже не знал, что происходит, может быть им нужна его помощь и он сможет ее оказать, если кто-то ранен, довести обратно до базы, или помочь укрыться на том же дереве. Сбежать было бы предательством… Как герой комедийного ужастика, четко идущий как раз туда куда нельзя и где всех сожрали, Кано сделал первый нетвердый шаг вперед. Звуки слегка стихли, ему почудился только невнятный треск, словно оставшееся там живое все еще бродило по кромке поляны. Придумать вариант лучше и сменить тактику было уже не по силам. Заметив в стороне знакомую светлую куртку и что-то жуткое на месте, где должно было быть лицо Эмили, он перестал соображать и двигался как марионетка в руках пьяного кукловода. Поляна выглядела так, будто по ней прошлись гигантской газонокосилкой. Не просто тела, а словно разорванные манекены и разбросанная набивка, с той лишь разницей, что в человеческом теле помимо всего прочего была и кровь. Много крови…
Это было состояние полной нереальности. Насколько сильным бывает страх? Наверное один из уровней максимума – когда он не ввергает в бурную панику, а начисто выбивает из состояния вменяемости и лишает сил. Оглядеться по сторонам было его промахом. Кано никогда не был так уж эмоционально стоек, и в какой-то момент этой страшной паузы понял, что просто оседает на землю. Ноги отказывались его держать, перед глазами все плыло, он опустился на колени и оперся рукой о землю, ощущая, что пальцы увязли в чем-то мокром. Следующей мыслью было, что этой влагой может быть кровь – поляна была так «разукрашена» ею, видневшейся на разорванных вещах, траве, везде где она не могла впитаться, что казалось – ранена была сама земля. Приступ дурноты от этой мысли только усугубил положение. Парень не знал, как уйти, тело не слушалось, руки и ноги словно налились свинцом, он даже не сразу решился поднять голову чтобы не видеть снова разодранные тела, еще недавно бывшие его приятелями по походу. Он сделал большую ошибку, вернувшись сюда, а не сбежав сразу и как можно дальше. Но встать придется, и он уже понимал это. Даже шок не мог затмить единственной здравой мысли – то, что сделало это, где-то рядом.
То ли треск, то ли просто шорох в стороне, заставил его заторможенно обернуться на звук…

Отредактировано Kira (06-11-2013 17:38:55)

Наверное, самая глупая ошибка любого, кто попадает в чрезвычайные ситуации - бездействие. Конечно, порой стоит сидеть и не дергаться, особенно когда ты под завалом или если вокруг стреляют. Но порой люди глохнут и становятся живыми статуями там, где этого категорически нельзя делать. Знай Кано, что сейчас ходит вокруг поляны, и сохрани он при этом остатки собранности и мозгов – он мог бы рвануть куда-нибудь на дерево. Если бы конечно успел… Впрочем, его шансы не зависели теперь от того, насколько он медлил, да и дерево его бы не спасло. Над поляной висел тяжелый и мерзкий запах, казалось – он пропитал воздух на десятки метров вокруг, запах человеческого месива, где смешивалось все – вонь вывернутых наизнанку тел, металлический оттенок крови, тошнотворно теплый и сырой запах плоти. Никогда прежде Кано не видел смерть такой – расчлененной на составляющие, валяющейся под ногами, так что при неловком движении рискуешь влезть рукой или наступить и навернуться на чьих-то внутренностях. Вот так умирают, ЭТО реальность. Руки так и так были в крови – он не ошибся, именно от нее земля была влажной. Даже делая ощутимые усилия чтобы намеренно не смотреть, он то и дело цеплялся взглядом за жуткие картины. Кано заставил себя поднять голову, сфокусировать взгляд на деревьях. Не на трупах конечно – упаси его Бог акцентировать внимание хоть на одной из куч человеческих ошметков,  иначе это не назовешь – нет, он обернулся в сторону леса, где послышался шорох. «Не смотреть вниз. Встать». Он осознавал лишь, что хочет убраться с этой поляны, или хотя бы отойти от этой мерзости, если ему станет совсем дурно – толку от него будет ноль, он не спасется. Это было просто первое, что приходило в голову. Тошнота снова подступала к горлу. Кано попытался вытереть руки о свою сумку, хотя пальцы оставались неприятно липкими – кровь это тебе не вода – и даже не дрожали, а еле двигались, будто не смазанные шарнирные запчасти… «Встать, сейчас же!..» Вцепившись в свою сумку, дыша через раз, он попытался подняться на дрожащих ногах. Слабость, туман в голове… Хотя одно он сообразил – тяжесть сумки в руках предполагала наличие в ней хоть чего-то, чем можно защититься. Шорох и хруст сучьев под чьими-то шагами послышался уже с другой стороны – пришлось сделать усилие, чтобы обернуться. Не рывком, пока как пьяный. Машинально роясь в сумке, даже не глядя туда, Кано почувствовал как в руку легло что-то холодное – и тут же вытащил ракетницу, заряженную на один залп. Это была чистая случайность – что он просто попал рукой в то отделение, где была она, а не вытащил фотоаппарат с намерением бросать его в неведомого потрошителя. Но в эту секунду что-то немного переключилось в голове.
Вид оружия – а выглядела ракетница именно как пистолет – видимо воспринялся мозгом как толчок к осмыслению ситуации. Оружие – шанс защититься. На Кано словно вылили ведро ледяной воды, волной дрожи прошедшей по телу, его рука до боли сжала рукоять единственного средства обороны. Швырять в тварь – а это наверняка ни что иное, как какое-то животное – фотоаппаратом? Идиотизм. Он уже более резво обернулся на новый звук. Это существо словно намеренно ходило вокруг, присматривалось. Дурнота пока не уходила, и теперь начинал наваливаться страх. Кано наконец почувствовал, как колотится его сердце. Он пытался рассмотреть зверя сквозь деревья, но отнюдь не был готов к его появлению… «Я не хочу так..» Едва не поскользнувшись на мокрой траве в очередном развороте, он видел вокруг то, во что рискует превратиться спустя совсем немного времени. Он, еще живой, начинающий жить. И какие к черту мысли о смерти, если есть шанс расстаться даже с такой никчемной и пустой, но все-таки – жизнью?!..  «Я не хочу умирать!..» Он начинал задыхаться от подступающего отчаяния, затмившего даже тошнотворный запах окружавшего его воздуха и прогнавший тошноту.
- Убирайся… - прошипел парень, испугавшись даже звука собственного шепота. – Пожалуйста… - целясь вслепую куда-то в сторону очередного треска, он видел, что шанса попасть нет – рука дрожала так, что он не попал бы даже в неподвижную цель. А цель будет быстрой, она кинется. Тщетно ища ее глазами, Кано сперва скорее почувствовал, чем увидел прыжок…
Зверь была огромным. Не волк, не медведь, что-то иное. И оно летело со скоростью торпеды. Кано успел увидеть очертания огромного тела, от соприкосновения лап зверя с землей та вздрагивала. Вторая самая жуткая ошибка – действия по инерции. Он не был приучен защищаться, тем более огнестрельным оружием, и одновременно с нажатием курка попытался закрыться руками от прыжка, согнув их перед собой… Выстрел ушел срезать по касательной кроны деревьев, и ракета взорвалась где-то вдалеке примерно в тот момент, когда туша зверя со всей силы вдавила жертву в землю. Чувство, когда тебя насаживают на острые шипы, и при этом нет ни шанса хотя бы шевельнуться – словно на тебя упал танк с когтями и нереально его сдвинуть – давало фору всему остальному. Он слышал, как его собственное тело хрустнуло, ломаясь внутри. Крик парня был недлинным и до того резким, что у него чуть за один раз не сел голос, но дыхание быстро перехватило и болевой шок заставил замереть. В следующую секунду он не мог уже ничего, ни двигаться, ни кричать, потому что морда размером в несколько его голов нависла над ним, без сомнения намеренно глядя в глаза… От боли в плече свело все тело, он не рисковал шевелиться – иначе эта боль станет невыносимой, только хватал ртом воздух, в ужасе глядя на склонившееся над ним существо. «Этого не может быть…» Дразнящая надеждой мысль что это просто невозможно - наверное она порой посещает людей в такие минуты… И это тоже одна из ошибок. Рычание существа, обдававшего его лицо дыханием, запахом псины – и всего того, что было размазано по поляне вокруг них, его когти в теле – все это было более чем настоящим.
Кано не знал, сколько длилась пауза. У животного были жуткие глаза, и он был словно загипнотизирован ими. Если бы он в тот момент мог думать – он сравнил бы его взгляд скорее с человеческим… Бывают люди с глазами зверя, но не страшнее ли наоборот?.. В какой-то момент время словно замерло, и казалось – зверь сейчас хочет не порвать, не убить, а чего-то другого, потому смотрит в глаза… «Отпусти…» - промелькнула шальная мысль, словно парень хотел достучаться до чего-то свыше…
Но на самом деле пауза была очень короткой, все рассеялось, когда дополнительный нажим на рану пронзил такой болью, что Кано дернулся и закричал, руша последний контакт между собой и своим убийцей. Он судорожно махнул другой рукой, но она наткнулась лишь на лапу зверя, не доставая до груди и не имея шанса хоть попытаться его оттолкнуть. От боли на глазах выступили слезы, но дальше должно было быть только хуже, и оставалось надеяться лишь на то, что все закончится как можно скорее. Хотя чем больше он дергался – тем было больнее, и возможно повезет и он просто вырубится до этого…

• Время: ~22.00
• Погода:  прохладный вечер, сыро после дождя.
• Внешний вид: черная теплая водолазка, серые джинсы на кожаном ремне, кроссовки. Сверху черная кожаная куртка, черные перчатки. На ногах - черные кроссовки с серыми полосами.
• Состояние: утомлён погоней.
• Инвентарь: пистолет, в курте ключи от машины, зажигалка, несколько леденцов, сигареты. В сумке нож, зажигательная смесь, небольшая аптечка, фонарик, патроны.

Гин торопливо двигался по лесу, перескакивая через корни, минуя стволы деревьев и пробираясь сквозь кусты. Где-то неподалеку, чуть южнее должна располагаться туристическая тропа, но времени на то, чтобы искать её, не было. Точнее, Гин принял решение, что бессмысленно тратить на её поиски время, хотя и отдавал себе отчет, что в этой гонке сквозь лес смысла ещё меньше. Он не обязан никого спасать и вряд ли успеет это сделать — слишком далеко.
Одежда охотника, вполне удобная в любое другое время, всё же не очень приспособлена для бега по пересеченной местности. Кроссовки то и дело скользят по мокрой траве и грязи, в которую превратилась после дождя земля. Сырой навязчивый воздух мешает ориентироваться. Обоняние Гина не сравниться с животным, и все же лучше человеческого. Природа изначально наделила его телом, более приспособленным к жизни, а опыт позволял полностью использовать свой потенциал. Дым от костра или даже густой звериный запах он бы почувствовал на досягаемом расстоянии, но всего этого не было. Зато были удаленные крики, вой и темнота леса, обступающего его со всех сторон, леса, умело искажающего звуки и превращающего охоту в ведьмины пляски.
«Проклятые туристы», — Гин остановился и задержал дыхание, чтобы собственные тяжелые вдохи не мешали ему слушать. Судя по воплям, уже не далеко, но категорически поздно. Гин отдавал себе отчет в том, что защитником справедливости не является. Ему не было дела до людей так же, как до любых других животных, наделенных интеллектом. И всё же он злился. В первую очередь, на людей, которые организовывали ночной поход в месте, где всего два месяца назад «медведь» разорвал лесника, и немного на себя. В прошлом месяце двуличную тварь он всё-таки упустил, и теперь она убивает.
Переведя дыхание, Гин снова поспешил. Согласно плану, он должен был загнать зверя в расставленную для него ловушку, чтобы сражаться на удобной территории и не тратить зря энергию. Данный план давно покатился к черту и теперь он играл по правилам оборотня, а этого Гин хотел меньше всего. Лес — не его стихия. Здесь за каждым поворотом может скрываться какая-нибудь тварь и заметить её можно слишком поздно. Включать фонарь  нельзя — привлечёт внимание, без света даже чёрт ногу сломит, а очки ночного видения имеют слишком узкий обзор. Гину неудобно в них и, прежде чем, наконец, высочить на поляну, он скидывает  их, чтобы не ослепнуть при вспышке.
Волка — дикого и неестественного вида тварь — охотник увидел сразу. Ему, наконец, повезло — поднявшийся и дующий в его сторону ветер дал ему несколько важных мгновений. За это время он успел оценить обстановку: кровавое побоище, устроенное оборотнем, и, наверное, последнюю живую (если живую) жертву.
— Замри! — крикнул Гин, разворачивая систему. Он вскинул руку с зажатым пистолетом, та дрогнула от перенапряжения и застыла. Раздался выстрел, и слегка оглушённый Гин шагнул вперед из облачка заволокшего его порохового дыма. Он целился в голову через ухо и, наверняка, попал, но с серебряными пулями всё сложно. Однозарядный, раритетный, но ухоженный пистолет стреляет недалеко и даёт осечки. Иногда пуля застревает в черепе и ему приходится добивать тварь вручную

Отредактировано Gin (16-03-2016 08:13:05)

Осознанию реальности лучше было бы покинуть его - лучше для Кано, который теперь с ужасающей ясностью воспринимал происходящее. Казалось, за те секунды, что зверь, дышащий ему в лицо горячим смрадом и все глубже насаживающий его кости на свои когти, смотрел ему в глаза, точки были расставлены. Ни шанса, ни надежды на его появление тварь ему не оставила - пусть даже такие до жути умные, это были глаза убийцы, изучающие, ловящие его страх, то ли упивающиеся им, то ли ждущие еще большего.
В момент, когда Кано был готов к рывку огромной пасти на свою голову, зверь вдруг вскинулся - и завыл... Ничего страшнее Кано не слышал еще ни разу в своей жизни. Так близко, так ощутимо, что казалось - от вибраций этого утробного голоса по телу твари прошла волна гула до упершейся в жертву лапы, дав ощутить этот вой физически. Впрочем, возможно большую роль здесь играл дикий животный страх, преувеличивавший ощущения. Скованный им, Кано как зачарованный смотрел на монстра над собой, шерсть которого на мгновения вспыхнула светом догорающей где-то в небе сигнальная ракеты, и вновь погасла, сливаясь с ночью. Отвлечь его? Чем? Сдвинуть эту махину?.. Мысли лихорадочно прыгали от самых глупых до самых отчаянных, почему-то вспоминался экскурсионный автобус (но как до него добраться?..), мобильный телефон (где он? выключен? что даст "звонок другу"?..), люди (которые? те, что размазаны по периметру, или перевалочный лагерь в черт знает какой дали?..)... Остановившееся было время снова тронулось - зверь вернулся слишком резко, и обманчивое чувство, что до расправы еще далеко и он занят луной, стерлось быстрее, чем вновь скрутило от боли. Дикой, с хрустом костей и слезами из глаз.
Закричав (запоздалая мысль - зря, может быть если тише...), Кано бестолково дернулся, теряя контроль над собой, зачем-то пытаясь оторваться от земли - и делая лишь хуже. Волосы разметались по лицу, прилипая ко лбу, щекам. Тяжесть на его теле становилась все больше, будто зверь на нем рос или пытался выдрать из него кости. Кано начинал задыхаться, не от того, что воздуха не хватало, а потому что сам хватал его вперемешку с криком много и разом. "Пожалуйста..." Он ощутил, что зверь поднимает лапу, когда из-под сжимавших ее по инерции пальцев рванула наверх грубая жесткая шерсть. "Пожалуйста..." Не зная, что и у кого просит, Кано еще словно не верил, что умрет, еще на удивление искал выходы - если только ранит, если доползти до рации, если... если... Все казалось так просто – одна удача, ну пожалуйста, пусть он отпустит, пусть отвлечется… Пусть все это будет не с ним…
Все его судорожные попытки думать угасли с новой волной боли, когда что-то, чего он уже не мог видеть сквозь пелену перед глазами, вонзилось в тело почти у самой шеи и рвануло вниз, от чего ни дышать, ни двигаться уже не было никакой возможности. Диапазон ощущений резко сократился после этой первой волны. Видимо, состояние болевого шока дало такую странную реакцию – Кано словно отстраненно чувствовал, как внутри, куда глубже чем прежняя рана в плече, все ломается и рвется. Единственная манящая надежда – еще немного, и все закончится – теперь почему-то ужасала. Будь у Кано возможность мыслить – наверное, он ждал бы этого, замер, стараясь не причинить себе лишних страданий. Вместо этого – он чувствовал помимо мерзкого оцепенения и чего-то острого внутри себя, что пытается пошевелить рукой, то ли чтобы закрыться ею, то ли чтоб оттолкнуть то, что разрывает его на части. Но он не мог оторвать руку от земли, куда она шмякнулась, когда он дернулся и задержал дыхание, почти отключаясь. Тело было каменным, и он больше не был ему хозяином.
Все могло быть иначе, не рвани он сюда, прочь от чего-то в своей жизни, навстречу неизвестности… Нет, все могло быть иначе гораздо раньше. Никакая жизнь не проносилась перед глазами, кроме еще не прожитой. Не было картинных терзаний, воспоминаний, когда смерть склоняется так близко - их порой не бывает вовсе, только боль, уже даже не физическая – он осознал в этот момент, что все кончено. Смерть не бывает красивой. Она тошнотворна. Она трагична, не той красивой трагичностью с горькими но яркими чувствами скорби и отрезвляющей боли, а страшной, черной, безысходной. Пока ты жив – все еще можно исправить, ВСЕ, что бы ни было. Но когда черта пройдена – тебя уже не существует, а принять то, что не существуешь, при жизни невозможно. «Пожалуйста, не сейчас…» Кано чувствовал, как ватная ладонь касается чего-то мягкого и мокрого. Неужели ему все же удалось поднять руку?.. От ужаса и ударной дозы адреналина в крови он делал то, на что никогда бы не решился в любой другой ситуации – пытался бороться. Он не хотел закрывать глаза, хотя теперь они с трудом фокусировались на чем-то, и нечеткое изображение плыло вокруг него, как темные пятна. Он не мог повторять ничего кроме этого «пожалуйста», не думал, что будет делать, если выживет, и что успел бы, не случись с ним этого кошмара. Он просто не хотел закрывать глаза…
В какой-то момент ему почудилось, что давление на его плечо – уже пустяковое по сравнению со вскрытыми ребрами – ослабевает. Сердце подскочило, начав колотиться так, что, казалось, стало горячим. Сомнения не было – зверь оставил жертву, отвлекся на что-то другое… Теперь уйди, дай спастись, пожалуйста, пожалуйста… Кано неожиданно понял, что если останется инвалидом, проваляется больше года прикованным к кровати, станет беспомощной куклой в руках матери, если останутся шрамы, останется без руки, с параличом, на инвалидном кресле – это будет лучшее, что когда-либо случалось с ним… Цепляясь за эти мысли, он понимал, что шанс еще есть. «Пожалуйста… Дай мне встать… Пожалуйста… Я успею, меня спасут…» Его обдало жаром, хватка ослабла в конец, когда в стороне послышался какой-то резкий хлопок, когда земля под ним словно дрогнула… Несколько секунд тишины… Своего тела он почти не чувствовал, но отчаянно хватался за реальность, стараясь не замирать, слушать что происходит рядом, боясь потерять сознание. Это было страшно, понимать, что от смерти тебя отделяет последнее усилие воли, твой собственный выбор… Он словно слышал где-то позади шелест шагов – приглушенный, потому что кто бы ни шел, он ступал по мокрой, пропитанной кровью земле. И был уверен, что это уже не зверь… Оставшейся целой рукой парень попытался потянуться в сторону звука, роняя ее у себя над головой, но на удивление все же сумев поднять и перекинуть через плечо. О том, что это могло бы причинить лишнюю боль, Кано не думал – боль чувствовалась теперь иначе и была скорее просто оглушающим фоном, чем остро ощущаемым фактом.
- Кто здесь?… - прохрипел он, стараясь говорить громче, чтобы некто позади не ушел, заметил его, при этом чувствуя, как по бокам и животу течет что-то омерзительно теплое, а в груди наоборот словно нарастает давящим куском лед. От вытолкнутой через силу фразы парень закашлялся, чувствуя, как это только увеличивает потоки крови, разрывая грудь напряжением. – Пожалуйста, помо… ги… те… - сумел простонать Кано, понимая, что еще немного – и говорить уже не останется сил.
Попытка хоть как-то повернуть голову, чтобы увидеть, не слуховые ли это все галлюцинации и где теперь отпустивший его зверь, особым успехом не увенчалась, парень лишь мотнул ею в сторону, но откинуть ее чуть назад для обзора не мог.

Отредактировано Kira (02-03-2016 12:54:32)