Говорят, что люди осознают своё счастье только после его потери. Спорить с этим утверждением трудно, но верно и обратное: только перестав быть несчастными, люди понимают, насколько беспросветна, сера и уныла была их жизнь до этого. Всё дело в привычке. К сожалению, люди ко всему привыкают, даже сильное давление неизбежности и постоянная опасность, рано или поздно, приедаются, становясь частью обыденности. И убивает нас именно обыденность и привычка.
Такеда привык не думать о будущем. Большую часть своей сознательной жизни он не планировать что-либо далее, чем на неделю вперёд: не мечтал об отпуске, не собирался строить карьеру, не хотел завести семью и не имел никаких намерений состариться. Он искренне верил, что всё возможное есть только и исключительно в настоящем, жил мгновением и никогда ни о чём не жалел. Никогда до недавнего времени.
До сих пор Такеде удавалось держаться на плаву, не столько попадая в проблемы, сколько наблюдая за ними. Он не любил людей и не испытывал к ним ненависти, не жалел и не презирал тех, кто был слишком слаб, не стремился кому-либо помочь или сделать в этой жизни что-либо важное. Конечно, Такеда вёл довольно бессмысленное существование, но, в отличие от большинства обывателей, он прекрасно отдавал себе в этом отчёт и единственное, к чему стремился — к некоему ощущению внутреннего баланса. Ему не нужно было ни любви, ни счастья, ни даже богатства. Его вполне устраивало иметь хорошее самочувствие, нормальное здоровье, ограниченное количество не слишком пагубных привычек и работу, которая позволяла ему их оплачивать.
До некоторого времени Такеда жил с убеждением, что является абсолютно довольным, возможно даже, по-своему счастливым человеком, и только недавно он осознал, насколько заблуждался все эти годы и в какую ловушку умудрился себя загнать. Теперь Такеда чувствовал себя по-настоящему живым, любимым и, что важнее, любящим, но вместе с тем, его начали преследовать и другие чувства. Такеда не видел выхода из своей ситуации, постоянно боялся за себя и, ещё больше, за Малыша Йоши — юного журналиста, который умудрился подцепить его в баре. Вот только дело не ограничилось ни одной ночью, ни двумя.
По внутренней уверенности Такеды, они до сих пор не жили вместе только потому, что работа дилера не предполагала свидетелей, в особенности, среди журналистов. Он по-прежнему был достаточно осторожным, в основном, просто по привычке. Малыш Йоши до сих пор ничего про него не печатал, и у начальства Такеды не было причин для страшной мести, но, тем не менее, частые свидания с журналистом никого не устраивали и уже несколько раз с ним вели разговоры о позорящем организацию поведении.
Единственная причина, по которой Такеда до сих пор не был уволен (а при той информации, которую он знал, единственно-возможное увольнение — это скорейшая отправка на тот свет), как ему виделось, заключалась в том, что он очень хорошо умел делать свою работу. Был дотошным, внимательным и честным. Не воровал и создавал довольно приятное впечатление. Люди верили именно ему, но Сина всё чаще задавался вопросом о том, как долго сможет сохранять иллюзию незаменимости.
Он сидел в своей машине, недалеко от редакции, в которой работал Йоши. Они договорились о свидании — совместном походе в кафе. Учитывая, что данное учреждение находилось далеко от района, в котором Такеда обычно работал, эта встреча не должна была доставить кому-либо из них неприятности. Несмотря на напряженные мысли, в обществе Йоши Такеда чувствовал себя спокойно, и терпеливо приучал его к правильной жизни: к хорошему кофе и алкоголю, к правильной и вкусной, а не просто питательной еде, к интересным местам и активному отдыху. У Такеды хватало денег, которые ему всегда было не на что тратить, и теперь он вместе с Йоши развлекался, как мог.
До условленного времени оставалось минут пятнадцать, когда в его окошко нетерпеливо постучали.
— А, это ты, Хару-чан! — с притворной дружелюбностью проговорил Такеда. — Прогуливаешься с подружками? — он бросил взгляд на парочку головорезов, которые стояли неподалеку, и вновь посмотрел на закипающего Хару. Задним числом Син подумал, что не стоило его злить, но, с другой стороны, вряд ли бы что-то принципиально изменилось от того, как бы он себя сейчас вёл. Хару не мог забыть ему упущенного шпиона. Тогда в страхе перед Сином тот промолчал, но теперь начальство было расположено к дилеру не так благосклонно.
— Нам надо поговорить, — прохрипел Хару, сдерживая ярость только потому, что они стояли на центральной улице, где совсем неподалеку находился полицейский пост.
— Мы уже разговариваем, — заметил Такеда про себя думая, неужели за ним следили? Если так, то он мог недооценить возможный риск. На самом деле, несмотря на то, что с ним уже несколько раз серьёзно «разговаривали», собственные чувства мешали оценивать ситуацию объективно. Такеда понимал это и даже знал единственно-верное решение, но не мог на него решиться.
— Не здесь, — буркнул Хару и кивнул в сторону проулка. Какое-то время Такеда колебался. Идти было откровенно опасно даже несмотря на полицейский пост, но, если он просидит слишком долго, Хару может увидеть Йоши, а это было настоящей опасностью.
— Хорошо, — улыбнулся Син и, с энтузиазмом, которого не чувствовал, выскочил из машины. Обратно вернулся он минут через двадцать с разбитой губой, помятыми рёбрами и большой шишкой на затылке. Разговор вышел довольно коротким, но из него Сину стало ясно одно: Хару или врал, или действовал с разрешения начальства. Из этого следовало, что ему стоило бы самому с ними связаться пока ситуация окончательно не вышла из-под контроля.