Нина с любопытством осмотрелась. Дом многое мог рассказать о человеке — это она уже знала, но в данном случае не столько пыталась выяснить что-то новое о Марке, сколько искала его в каких-то деталях: нагромождении несвязанных между собой предметов из разных эпох, соседствующей современности и чего-то откровенно старого, иногда нелепого, иногда кичливого, но всегда бросающегося в глаза. Такие предметы вызывали ощущение узнавания, а узнавание невольно вызывало улыбку.[ava]http://sd.uploads.ru/rdjma.jpg[/ava]
Нина вздрогнула, почувствовав волну мурашек, горячей волной прокатившую по телу, когда Марк заговорил в тишине пустого дома. Такая же волна накрыла в машине, когда Марк поцеловал её руку. Волна, от которой Нина потеряла дар речи. Тогда, как и сейчас, она ощутила, что находится наедине с ним. Теперь они были по-настоящему одни. Не на улице, в баре или магазине, где их всё время кто-то видел, а одни в его доме.
Она покачала головой. Тяжелую абордажную металлическую саблю Нина не хотела. У Нины подобный предмет вызывал ощущение смешанного восхищения и отвращения, но Марк был прав в одном — этот предмет был из сказки. Из её детской сказки, а теперь она выросла.
Нина любила Марка всегда, но с каких-то пор любовь из детского обожания переросла во что-то большое. С каких? Она не помнила. Было бы странно влюбиться в него сейчас, когда он только вышел из тюрьмы, постаревший и злой. Нина не думала, что ей нравится именно такой Марк, но возможно за последние шестнадцать лет сильно изменилась она сама и эти изменения отразились на её чувствах. Возможно также, что эти чувства были всегда, и она ощущала их так остро, потому что видела Марка впервые за шестнадцать лет.
Нина точно не знала, какой вариант правильный, и не желала забивать себе голову подобными вопросами. Сейчас она была слишком ошарашена своим открытием, взволнована из-за него и занята тем, чтобы не думать о нём.
—Я учились у дяди. Давно уже. По крайней мере, довольно давно, — Нина улыбнулась и подошла ближе. По примеру Марка, она разулась, сняв туфли, которые добавляли ей сантиметры роста. Поэтому теперь он казался ей ещё выше, а Нина чувствовала себя маленькой, и едва сдерживалась от того, чтобы не встать на цыпочки.
Она училась играть на гитаре не просто «довольно давно», а до убийства Юноны. И не только потому что на гитаре играл дядя, но и потому что на гитаре играл Марк. Ей нравились звуки, которые он извлекал из инструмента, из-за которых иногда хотелось плакать, а иногда — смеяться. Из всех возможных инструментов только у гитары, вероятно, была душа или, возможно, только гитара этой душой делилась. Скрипка, звучание которой Нине тоже нравилось, как правило, душу вытягивала и рвала. Гитара рассказывала свои истории, любила, грустила, веселилась вместе с тобой.
«Я научилась играть на гитаре, потому что хотела впечатлить тебя», — едва не произнесла Нина, но вовремя остановилась. Не из-за смущения. Ложной скромности в ней было мало, фейри от природы отличались музыкальностью, и у Нины играть на гитаре получалось хорошо. Однако подобные слова не теми, которые хочешь говорить, даже когда тебе без малого сто лет, и, тем более, когда эти сто лет больше всего соответствуют человеческим восемнадцати.
— Я сыграю для тебя как-нибудь в другой раз, — пообещала Нина. На деле, она в любом случае не хотела бы играть прямо сейчас. Даже если бы у него вдруг оказалась другая гитара, которая каким-то образом пережила шестнадцать лет покоя. Если она заиграет ему прямо сейчас, то он обязательно догадается и уже эта мысль сильно её смущала.
«Больно…» — мысленно повторила Нина. Что могло означать это «больно»? Она почему-то снова вспомнила о гитаре. Ей пришлось перетянуть струны, и Нина была рада, что они не оказались стальными. Возможно, стальные струны имели бы свои плюсы, но на них она бы не смогла бы играть. Стальные струны были бы для неё раскалёнными.
Нина посмотрела на Марка с любопытством. На какое-то мгновение показалось, что он подшучивает над ней, беззлобно высмеивает её желание помочь. Спрашивать об этом она не стала.
— Я уже ввязалась, — спокойно и тихо произнесла Нина на том же языке. Она не имела привычки думать в будущем времени. Будет и будет. Главное, что она хотела прямо сейчас, а прямо сейчас она очень хотела помочь.
— У тебя тут кто-то жил? — Нина почувствовала желание сменить тему, а дом, действительно, не напоминал жильё, заброшенное на шестнадцать лет. Девушка заглянула на кухню и наморщила симпатичный носик. Кухня Марка не отличалась современностью. За последние шестнадцать лет технологии сделали большой шаг вперёд, сильно облегчив жизнь фейри модой на натуральные материалы, пластик и термостойкий силикон. Меньше нервирующего железа, о которое так легко обжечься. Хорошо, что Нина подумала об этом чуть раньше.
— Ты можешь идти в душ. Я здесь как-нибудь разберусь, — она с хозяйствующим любопытством заглянула в пару ящиков и принялась раскладывать содержимое пакетов. — Иди! — повторила Нина, невольно усмехнувшись. — Не бойся, я не собираюсь убегать… и не убегу, — добавила фейри, в этот раз пытаясь подобрать формулировку, максимально ограничивающую её скудную возможность не сказать всю правду. Она действительно не собиралась убегать.
Готовить было рано. По крайней мере, так думала Нина, вспоминая, что Марк умял три бургера. Пока он отсутствовал, Нина решила осмотреться в доме и принялась без стеснения заглядывать во все комнаты, на автомате собирая мусор в одну кучу и рассматривая отдельные детали интерьера. В комнату для гостей она зашла буквально в самом конце обхода и нашла её в каком-то стерильном опустошении. Было не то, чтобы чисто, если иметь в виду чистоту больничной палаты, а пусто и не обжито.
Нина бросила свои пакеты на пол у входа, раскрыла занавески, плюхнулась на кровать и некоторое время тупо смотрела в потолок, рассматривая поднявшуюся пыль. Ей не нравилась эта возможность остаться один на один с собственными мыслями. Не давая себе возможность до чего-то додуматься, Нина позвонила своей знакомой и попросила прикрыть. Она почти честно рассказала, что ей нужно побыть с близким человеком наедине. Знакомая восприняла это как-то по-своему и Нина не стала её разубеждать, тем более что не пребывала в уверенности, что у неё получится.
Набрав папу, она рассказала историю неудачной любви своей студенческой подруги и спросила, не будет ли он против, если её несколько дней не будет дома. Она сказала, что ей нужно быть с тем, кому нужна помощь. Она оставила ему номер подруги, душевно распрощалась с ним и нажала на сброс. Фейри не могут лгать, но сейчас у Нины было ощущение, что она сильно завралась.
Некоторое время Нина сидела, не видя уставившись в окно, а потом почувствовала взгляд и обернулась. Сколько он так смотрел на неё?
— Всё хорошо? — спросила Нина, судорожно сжимая телефон. Ей всё ещё не было страшно, но после разговора с папой она почувствовала себя очень одинокой. Раньше она не искала возможности уходить так, чтобы её не искали. — Я позвонила папе. Он не будет волноваться о моём отсутствии. По крайней мере, какое-то время.
Отредактировано Ann O'Shea (15-12-2016 14:04:39)